Одну руку она с продуманной небрежностью уронила между бедер. Но, убедившись в равнодушии Морриса, вздохнула:
– Знаешь, если ты грохнул Бобо, то кокетничать с боженькой, по-моему, не очень-то удачная идея. В религию обычно ударяются те, у кого рыльце в пушку.
– Что значит – «я грохнул Бобо»?! – вскинулся Моррис.
Она усмехнулась:
– То и значит. Проверка на вшивость. – И снова покачала головой. – Что-то странное с тобой происходит, Мо, я же чувствую. Ты так непонятно себя ведешь в последнее время, я даже пугаюсь – иногда. Но все-таки, что стряслось с нашим бедным Цыплачком?
– Скорей всего, его грохнули, как ты выражаешься, те два араба.
И Моррис понял, что волей-неволей придется отвлекать женщину самым надежным из известных ему методов. Чтобы не начинать заново препирательств по поводу презерватива, – а нарушать данный обет глава семьи не собирался, – они впервые занялись анальным сексом. К немалому удивлению Морриса, этот способ оказался не столь уж и отталкивающим.

Глава двадцать пятая

В воскресенье Моррис проснулся рано, с ощущением бодрости и вполне понятного превосходства над теми людишками, кто, подобно его жене, часами – нежится в постели. Похоже, у всех кругом отсутствовала ясная цель в жизни. В этом отношении – мысль эта его поразила – он даже чувствовал некое сродство с ненавистным, но неотступным Фендштейгом. Интересно. Бодрил и сам факт, что его посетила столь свежая идея. Моррис накинул шелковый халат от Армани, перекрестился на портрет Массимины и громко, чтобы слышали обе сестры, – что намерен заняться делами фирмы, после чего отправится к мессе. Отныне и до конца жизни он решил делать это ежеутренне, как нынешний премьер-министр Андреотти. Моррис улыбнулся, вспомнив, что где-то читал, как Андреотти обвиняли чуть ли не во всех смертных грехах – от растраты и связей с мафией до убийства. Однако поймать его с поличным так и не удалось. Ни разу, ни разу, ни разу не поймали! Уж такая страна – Италия. Мысль согревала сердце.
В ванной Моррис умылся и побрился, размышляя о том, что неплохо бы со временем заменить старый кафель на белый мрамор. И хоть он скорее умрет, чем поставит в ванной краны из золота и слоновой кости, но все-таки и с ними надо что-то сделать. А то уж больно смахивает на общественную уборную, как, впрочем, и все ванные комнаты, неудачно переоборудованные в середине и в конце пятидесятых.
Он вытер лицо и уже открыл было дверь, как вдруг вспомнил совет, данный ему в тюрьме довольно приятным молодым человеком. Моррис еще тогда поклялся, что при первой возможности так и сделает. Вернувшись в ванную, он взял с полки маленькую желтую губку. Спустился на кухню, оторвал от рулона пластиковый пакет и провозился битых пять минут, пытаясь открыть проклятую штуковину. Или взялся не с того конца? Ох уж эти современные удобства. Заглянув в холодильник, обмакнул губку в жирный соус, где плавали остатки вчерашнего праздничного ростбифа – не столько редкий для Паолы кулинарный подвиг, сколько работа donna di servizio, старой служанки синьоры Тревизан, которая очень удачно, на взгляд Морриса, перешла к ним вместе с домом. Как только губка набрякла и сама стала напоминать липкий коричневый кусок жаркого, Моррис сунул ее в пакет, а тот завязал узлом и положил в карман пальто. Это должно быть забавно! Не говоря уже о том, как здорово еще больше замутить и без того грязную воду. Впервые за последние недели у него было легко на душе. Моррис взял пальто и шагнул наружу. На свежий, пахнущий весной воздух.
Было около восьми утра, но дороги уже заполонили многочисленные автомобилисты – горожане рвались прокатитьсяна горных лыжах по последнему пасхальному снежку в родных краях Фендштейга. Моррис ехал аккуратно, наслаждаясь свободой, любуясь неохватными белыми просторами у подножия горных вершин на севере и солнечным городом на южной равнине. Поболтав с Массиминой о беременности Паолы (она утверждала, что это правда, и срок не меньше восьми недель), Моррис остановился и купил местную газету, где его ожидал еще один приятный сюрприз. Среди набивших оскомину статей о чиновниках-взяточниках, – младенцах, найденных в мусоре, и наркоманах, зарубивших топором своих недостаточно щедрых родителей, попался на удивление лаконичный заголовок: «МАРОККАНЕЦ И ЕГИПТЯНИН ОБВИНЯЮТСЯ В УБИЙСТВЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ». Моррис вернулся к киоску, взял плитку швейцарского шоколада и поудобнее устроился на кожаном сиденье «мерседеса», чтобы не спеша прочесть статью. Возможно, если в ней найдется что-нибудь полезное, он вновь обратится к Всевышнему.
Обвинение, признавала газета, было выдвинуто несмотря на то, что тело так и не нашли. Но среди вещей марокканца обнаружен складной нож со следами крови, причем группа ее совпала с группой крови пропавшего Роберто Позенато. Надо же, как интересно! А у его молодого сообщника изъято дорогое серебряное пресс-папье, ранее украшавшее стол Позенато (хотя Моррис не смог припомнить подобной вещицы). У обоих найдена небольшая сумма денег, причем банкноты были из той же серии, что в одном из сейфов компании. Рассказанную эмигрантами байку, – будто бы они вернулись в Верону обжаловать незаконное увольнение, ни сном ни духом не ведая об исчезновении Бобо, полиция сочла совершенно неправдоподобной. Напротив, предполагалось, что подлинной причиной их возвращения было желание прихватить с собой припрятанные во время бегства вещи, возможно, даже принадлежавшую предпринимателю «ауди-100», которую также до сих пор не нашли; в ней, вполне вероятно, могло находиться тело. Учитывая серьезность преступления, марокканец и его сообщник-египтянин предстанут перед судом per direttissima, то есть безотлагательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98