Потому ей и пришлось изобретать довольно несимпатичную историю с кладбищем и гробом, чтобы помочь возлюбленному выбраться отсюда.
С этими словами святая Дева сняла венец, сбросила просторные голубые одежды и, обнажив великолепное сияющее тело, возлегла рядом. Очнувшись во мраке, Моррис почувствовал себя в прекрасной форме, полностью обновленным. В спертом воздухе камеры витал стойкий запах ее духов; Мими ощущалась повсюду. В коридоре за дверью послышались тяжелые, постепенно затихающие шаги, звякнули ключи. Сокамерник постанывал во сне. Внешне ничего не изменилось. Но Моррис знал, что отныне судьба его в руках той, кто позаботится о нем наилучшим образом. Все обязательно будет хорошо. «Мими», – радостно шепнул он, встречая новую зарю.

Глава двадцать третья

Несмотря на траур, Паола намазала губы ярко-красной помадой и наложила на веки темно-синие тени. Выходя из тюремных ворот, Моррис осудил в душе жену. Снаружи, разумеется, уже поджидала кучка репортеров в надежде подогреть свеженькой информацией интерес публики к истории, давно перекочевавшей на последние полосы местных газет.
Заголовки сулили скандальные разоблачения. Убит ли Позенато или только похищен? Кто звонил в полицию и сказал, что он получил по заслугам – может быть, муж его любовницы? И по какой такой причине английский свояк отказался разговаривать с карабинерами? Но при таком количестве вопросов без ответов оправдать редакторские ожидания было слишком трудно: приходилось опасаться, что ответы, как два года назад, после пропажи Мими, так и не появятся.
Подтянулись фотографы. Спокойно и уверенно обняв жену, Моррис старался вести себя безразлично: не пряча лица, но и не позируя, чтобы ничего не перепало гиенам пера и объектива. Он обернулся на вспышки с миной человека, достойно пережившего тяжкое испытание. Репортер с микрофоном попросил сказать несколько слов. Моррис выразил надежду, что полиция напала на след истинных виновников – надо полагать, потому его и отпустили. Нет, он не таит зла на людей, бросивших его в тюрьму, хотя это было вопиющей несправедливостью. Напротив, печальный опыт оказался полезен, поскольку помог ему лучше понять самого себя.
Через несколько секунд «мерседес» растворился в потоке машин. – Минуты две Паола и Моррис молчали, но на первом перекрестке она не смогла удержаться от смеха.
– Dio santo, ты такой забавный!
Моррис слушал вполуха – его голова была полна планами, предстоящими встречами, решениями и обетами, которые надо теперь исполнять.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты всегда говоришь жутко правильные вещи. Ты ошизительный лицемер, Мо, знаешь, я просто тащусь от тебя!
Моррис сухо ответил:
– Я сказал то, что думаю. Я ни на кого не держу зла.
Паола расхохоталась.
– Старина Мо, – иронически сказала она по-английски, – Dio Cristo, мне так не хватало хорошего перепихона с тобой.
Моррис сжался. Ему пришло в голову, что одной из причин, почему тюремная жизнь оказалась не столь неприятной, как следовало бы ожидать, была разлука с женой, совершенно превратно понимавшей его душу. Паола навлекала на себя вечное проклятие своей любовью к дьяволу, который, как она считала, сидит в нем. Нет, он-то по ней совсем не скучал! Хотя теперь, когда она станет матерью его ребенка, ничего другого не остается, как успокоиться, изо всех сил стараться полюбить Паолу и надеяться, что материнство ее смягчит. Это решение он принял в один из последних дней в тюрьме – брак должен стать для него чем-то вроде замены судебного приговора. В конце концов, Моррис никогда не притворялся агнцем – что было, то было, – он лишь хотел сам назначать себе искупление.
Жизнь с Паолой казалась достаточно суровой карой.
Паола тем временем, держась за руль левой рукой, положила правую ему на бедро и стала потихоньку подбираться к ширинке. Моррис взял ее ладонь и нежно поднес к губам. Паола хихикнула.
– Che romantico! – Потом спросила тем же хихикающим тоном: – Ну и что ты им все-таки наговорил?
– Ты о чем?
– Да перестань наконец! О том, где тебя носило в ту ночь. Я не стала ничего выдумывать: боялась, что наши слова разойдутся. Сказала только, что, ты, должно быть, завел любовницу. Потом попросила адвоката намекнуть тебе на это, но когда он рассказал, какую сцену ты перед ним разыграл, я решила, что ты придумал что-то получше.
Моррис онемел. До него только тут дошло, что уже в который раз он проявил изворотливость пополам с идиотизмом. Принимая хитроумный план Мими, который давал ему алиби и объяснял молчание (как же легко принять самоуничижение за искренность!), он даже не обдумал, что сказать беременной жене, с которой собрался жить до конца дней. Конечно, если бы карабинеры его не арестовали в ту же ночь, она бы и не заметила его отлучки. Заснув вечером, Паола уже ни разу не просыпалась до утра – до того она безмятежна и самонадеянна. Моррис подумал, что человеку, никогда не страдавшему бессонницей, скорее всего, вообще не дано его понять. У них абсолютная несовместимость.
– Allora? Ну так что?
– У меня нет любовницы, – холодно произнес он. – Я не тот, за кого ты меня принимаешь.
Затормозив на красный свет, Паола сказала:
– Даже если б ты ее завел, мир бы не перевернулся. Знаешь, Мо, я могу понять такие вещи.
– Какие вещи?
– Ну, у людей случаются разные делишки на стороне. Из-за этого я бы не стала есть тебя поедом.
– Я считаю верность основой любого союза. Быть женатым значит быть верным, – резко ответил Моррис. Но почему-то вдруг вспомнил Кваме. В последнее время мозг его все чаще работал словно бы в автономном режиме, вызывая неприятные приступы сильного головокружения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98