Но что-то нужно оставить зрителю, что-
бы он открыл это сам. Это волны, резонансы: актер ударяет в
гонг или роняет камень в воду, но не желает предопределять за-
ранее характер волн, возникших от этого, зафиксировать их так,
чтобы любой мог сосчитать точное число кругов, расходящихся
по воде. Гораздо существеннее, что актер уронил камень просто
так, туда, куда его надо было уронить, таким образом, чтобы мог
возникнуть любой резонанс: эмоциональный, философский, мета-
физический, политический... Текстовой анализ идет в другом
ритме, он может перечислить все свои компоненты. Актер не
может этого сделать: в каждый момент актер должен поддержи-
вать сущностный энергетический баланс. Аудитория, возможно,
при этом получает -- в соответствии с уровнем и запросами ка-
ждого своего участника -- то, что ей судьбой предназначено
получить" (241, с. 34).
Вместо послесловия: "ЧТО ДЕЛАТЬ ПОСЛЕ ОРГИИ?"
У истории, которая здесь была изложена, нет и не может
быть завершения, поскольку ее предмет -- постмодерн -- все
еще существует и развивается на наших глазах; поэтому настоя-
щая книга поневоле способна предложить читателям лишь откры-
тый финал. Тот финал, в котором возможна еще любая бифур-
кация и прочие "развилки" в идеях и представлениях, как в бор-
хесовском саду "расходящихся троп". Будущее, даже самое бли-
жайшее, непредсказуемо и своим событийным рядом, и его воз-
можным теоретическим осмыслением.
Не исключая возможности самых неожиданных сюрпризов,
мы, тем не менее, можем предложить читателю по крайней мере
три теоретических варианту концептуального осмысления постмо-
дерной современности, которые могут определить облик теорети-
ческого мышления будущего. О концепции "культурного нома-
дизма" Ж. Делеза и Ф. Гваттари уже говорилось, и, судя по
отклику, который она получила среди культурологов, социологов
и философов, ведется интенсивная работа по ее наполнению кон-
кретными данными, получаемыми в результате того, что можно
было бы назвать "полевыми исследованиями" в разных сферах
культурного сознания.
Свою версию "мягкого", или вернее "кроткого постмодерна"
предлагает Жиль Липовецкий. В книге 1992 г. "Сумерки долга:
Безболезненная этика демократических времен" (219), продол-
жая линию, намеченную еще в "Эре пустоты: Эссе о современ-
ном индивидуализме" (1983) (221) и "Империи эфемерности:
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
204
Мода и ее судьба в современных обществах" (1987) (220), уче-
ный отстаивает тезис о безболезненности переживания современ-
ным человеком своего "постмодерного удела", о приспособлении
к нему сознания конца XX века, о возникновении постмодерного
индивидуализма, больше озабоченного качеством жизни, желани-
ем не столько преуспеть в финансовом, социальном плане, сколь-
ко отстоять ценности частной жизни, индивидуальные права "на
автономность, желание, счастье": "Постмодерное царство инди-
вида не исчерпывается стремлением выявить уровень конкуренто-
способности одних по отношению к другим, "героизмом" победи-
теля и своего собственного созидания, оно неотделимо от возрос-
шего требования к качеству жизни, включая теперь и условия
труда. Гипериндивидуализм приводит не столько к обострению
стремления превзойти других, сколько к увеличению нетерпимости
по отношению ко всем формам индивидуального презрения и со-
циального унижения. Быть самим собой и победить свою индивид
дуальность -- это значит не только выбрать свои собственные
модели поведения, по и предъявлять к межчеловеческим отноше-
ниям требование этического идеала равенства прав личности"
(219, с. 290).
Если не принимать во внимание довольно любопытную по-
пытку создать теорию постмодерного индивида, то в целом по-
строения Липовецкого скорее относятся к области желательного
мышления, хотя и совершенно реально отражают одну из влия-
тельных тенденций в эмоциональном восприятии современного
политического климата: тенденцию к социально-идеологическому
примирению с реалиями постбуржуазного общества.
Совсем иную картину мы видим у одного из наиболее влия-
тельных философов сегодняшней Франции Жана Бодрийара. В
книге 1990 г. "Прозрачность зла" (64) он дает совершенно иной
облик современности, гораздо более тревожный и совершенно
несопоставимый с тем благостным пейзажем, что был нарисован
Липовецким: "Если попытаться дать определение существующему
положению вещей, то я бы назвал его состоянием после оргии.
Оргия -- это любой взрывной элемент современности, момент
освобождения во всех областях. Политическое освобождение,
сексуальное освобождение, освобождение производительных сил,
освобождение разрушительных сил, освобождение женщины, ре-
бенка, бессознательных импульсов, освобождение искусства. Воз-
несение всех моделей репрезентации и всех моделей антирепре-
зентаций. Это была всеобщая оргия -- реального, рационального,
сексуального, критики и антикритики, экономического роста и его
205
"ЧТО ДЕЛАТЬ ПОСЛЕ ОРГИИ?"
кризиса. Мы прошли все пути виртуального производства и
сверхпроизводства объектов, знаков, содержаний, идеологий, удо-
вольствий. Сегодня все -- свободно, ставки уже сделаны, и мы
все вместе оказались перед роковым вопросом: ЧТО ДЕЛАТЬ
ПОСЛЕ ОРГИИ? (выделено автором. -- И. И.) (64, с. 11).
Ответа на свой вопрос Бодрийар не дает, -- или, точнее,
тот ответ, который он в конце концов все-таки пытается дать,
вряд ли можно назвать удовлетворительным. С точки зрения
Бодрийара, бессмысленно бороться против того глобального от-
чуждения, в котором оказался человек нашего времени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96