"Лакановская концепция Символического многим обязана тради-
ции, широко распространенной в европейской философии; напри-
мер, это стадия экзистенциалистской заброшенности, описанной
76
ГЛАВА II
Хайдеггером и Сартром; она также напоминает гегелевскую фазу
несчастного сознания, и, следовательно, она характеризует реф-
лексирующее эго и его желание невозможного Идеала. Символи-
ческое Лакана воплощает и сартровское ощущение утраты эго, и
то измерение социальной принадлежности, которое дают мифиче-
ские глубинные структуры Леви-Стросса. Наконец, оно описыва-
ет фундаментальную драму фрейдистского вытеснения, представ-
ляющую для Делеза и Гваттари сцену политического угнетения"
(243, с. 120-121).
Заключая этот обзор лакановских психических инстанций,
необходимо сразу сказать, что заранее обречены на неудачу все
попытки представить структуру человеческой психики, предло-
женную французским ученым, как стройную систему с четкими,
исчерпывающими определениями. Все его дефиниции крайне те-
кучи и изменчивы, они обладают поразительным свойством до
неузнаваемости преображаться, как с течением времени, так и в
зависимости от контекста своего упоминания и применения. Не
говоря уже, разумеется, о той радикальной трансформации, кото-
рую они претерпевают у исследователей, работающих в сфере
иных, не медико-психоаналитических научных дисциплин, где
масштабы интерпретаторского своеволия гораздо кардинальнее,
чтобы не сказать большего, и уж во всяком случае разнообраз-
нее, если не просто фантастичнее.
Непосредственным откликом на эту концепцию психического
аппарата человека Лакана, можно сказать, его своеобразньхм
продолжением являются теории Делеза Гваттари и Кристевой.
По-разному интерпретируя и оценивая эти инстанции -- прежде
всего превращая их из ступеней становления человека в особые
культурно-психические состояния, а иногда и просто гипостазируя
их в надличные сущности (особенно это заметно у Кристевой в
постулированной ей борьбе двух начал: семиотического и симво-
лического), все они в качестве основы своих дальнейших спеку-
ляций брали схему Лакана.

Концепция человека - "индивид" или "дивид"?
Однако самым главным в
наследии французского ученого
можно считать два положения:
это критика лингвистической тео-
рии знака и концепция децентри-
рованного субъекта. Именно по-
следняя стала тем побудительным стимулом, который сначала еще
в рамках структурализма, а затем уже и постструктурализма пре-
вратился в одну из наиболее влиятельных моделей представления
77
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
о человеке не как об "индивиде", т. е. о целостном, нераздели-
мом субъекте, а как о "дивиде" -- фрагментированном, разо-
рванном, смятенном, лишенном целостности человеке Новейшего
времени. Естественно, Лакан не был здесь первым, но в сфере
психоанализа его формула стала той рабочей гипотезой, которая
активно содействовала развитию западной мысли в этом направ-
лении.

В современном представлении человек перестал восприни-
маться как нечто тождественное самому себе, своему сознанию,
само понятие личности оказалось под вопросом, социологи и пси-
хологи (и это стало общим местом) предпочитают оперировать
понятиями "персональной" и "социальной идентичности", с кар-
динальным и неизбежным несовпадением социальных,
"персональных" и биологических функций и ролевых стереотипов
поведения человека. И не последнюю роль в формировании этого
представления сыграл Лакан.
Переосмысление лакановских инстанции в английском постструктурализме
Наиболее кардинально ла-
кановские инстанции были пере-
работаны в трудах английских
постструктуралистов в конце
70-х -- первой половине 80-х
годов, когда произошла переори-
ентация научных интересов с
Л. Альтюссера и П. Машера на
М. Фуко, связанная в основном с именами К. Белей,
К. МакКейба, Т. Иглтона и Э. Истхоупа. Именно на этот пери-
од приходится и окончательное переосмысление лакановской схе-
мы психических инстанций как различных форм дискурсивного
субъекта, зафиксированное четче
всего у МакКейба и Истхоупа.

"Я лгу" --не парадокс
Восходящее к Р. Якобсону
разграничение между "актом
высказывания" и "высказыва-
нием-результатом" (в последнее время под влиянием теории ре-
чевых актов переводимые соответственно как "речевой акт" и
"сообщаемое событие") в свое время привлекло Лакана, заме-
тившего, что рассматриваемое в философии как абсурдный пара-
докс известное высказывание "Я лгу" с лингвопсихологической
точки зрения таковым не является: "Я лгу", несмотря на свою
парадоксальность, совершенно правомочно... поскольку "Я" акта
высказывания не является тем же самым, что "Я" высказыва-
ния-результата" (207, с.139).
78
ГЛАВА II
Практически ту же аргументацию приводит и Р. Барт: "В
процессе коммуникации "Я" демонстрирует свою неоднородность.
Например, когда я использую "Я", то тем самым я ссылаюсь на
самого себя, поскольку утверждаю: здесь имеет место акт, кото-
рый всегда происходит заново, даже если он повторяется, акт,
смысл которого всегда иной. Однако доходя до своего адресата,
этот знак воспринимается моим собеседником как стабильный
знак, как порождение полного кода, содержание которого рекур-
рентно. Иными словами, "Я" того, кто пишет "Я", -- это не то
же самое "Я", что прочитывается тобою. Эта фундаментальная
диссиметрия языка, лингвистически объясняемая Есперсеном и
затем Якобсоном в терминах "шифтера" или частичного совпаде-
ния сообщения и кода, кажется в конце концов вызвала озабо-
ченность и у литературы, показав ей, что интерсубъективность,
или, скорей, интерлокуция, не может быть достигнута одним же-
ланием, а только глубоким, терпеливым и часто всего лишь кос-
венным погружением в лабиринты смыслам (58, с.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96