Дьявол побери этих ненасытных монстров, что готовы перегрызть друг другу глотки из-за золота и власти. У самого Рэннальфа есть то, чего им никогда не иметь, — истинная любовь.
Теперь он в этом уже не сомневался.
* * *
Опять все в доме было не так. Ричард, ликовавший, что его отец вернулся живым и здоровым, не мог понять, почему Рэннальф угрюмо заперся у себя и ни с кем не хочет разговаривать. Мэри и Эндрю тоже выглядели подавленными. Кэтрин почти превратилась в тень, но ей удавалось сторожить Мэри так усердно, что девушка и Эндрю едва могли обменяться взглядами.
К счастью, это продолжалось недолго. Вскоре пришло срочное сообщение от сэра Джайлса о подозрительной активности на границе с Норфолком. Письмо было адресовано Кэтрин и попало в ее руки.
Счастливая или несчастная, Кэтрин не позволяла себе распускаться и плохо выглядеть. Но в это утро, когда Рэннальф спустился к завтраку, он вдруг увидел, что она выбрала не те цвета, которые подходили бы ей. Темная голубая рубашка поверх светло-серой туники не придавала яркости ее лицу. Оно было бледным, как у человека, долго находившегося в заточении. Серебряные украшения на шее и руках лишь подчеркивали ее потускневшие волосы. Он смотрел, как неуверенно ее руки срывают печать. Когда она передала ему пергамент дрожащей рукой, письмо хрустнуло, и Рэннальф не удержался и подошел к ней.
— Я ничего не понимаю в этом, — прошептала Кэтрин. — Приказывай, что делать.
— Ты ничего не знаешь? Сэр Джайлс наверняка думает, что знаешь, раз задает такие странные вопросы невежественной женщине. Будет ли он ожидать удара или нападет первым? — Рэннальф холодно улыбнулся.
— Ты пойдешь с ним?
— По королевскому приказу я должен охранять земли от Бигода. Конечно, я пойду. Хьюго Бигод думает, что он может отнять земли, замки, деревни, мужчин и женщин, лошадей и овец у беспомощной женщины. Я почти сожалею, что я здесь. Я представляю, что бы ты сделала. Скажи мне, Кэтрин, ты надела бы доспехи и повела людей в бой? — Голос его потеплел. Если бы не проклятая гордость, он бы сейчас ее просто обнял и утешил, рассказав, что теперь все будет хорошо — его душа излечилась.
Щеки Кэтрин вспыхнули румянцем. Она подняла на мужа глаза, и в них не было слез или мольбы о прощении.
— Что бы я ни делала, я бы никогда не стала искать смерти как избавления от моих бед.
— Я так и не делаю, — пробормотал Рэннальф И впервые опустил глаза, не выдержав этот полный вызова взгляд маленькой воительницы. Почему-то ему хотелось петь и дурачиться. Теперь он знал, что так легко не расстанется с жизнью.
Кэтрин увидела перемену к лучшему и решила дать мужу достойно выпутаться из этой ситуации.
— Может быть, люди не умирают с горя, но существуют вещи, гораздо худшие, чем смерть, — начала она. Но потом всхлипнула, прижалась к его груди и умоляюще прошептала:
— Рэннальф, прошу тебя, не подвергай меня таким мучениям. Поклянись, что будешь сражаться ради жизни, а не ради смерти!
— Клянусь, — улыбаясь, ответил он. — Я буду сражаться, чтобы жить. На этом поле я буду сражаться, чтобы жить!
* * *
Четверо мужчин сидели за высоким столом в замке Уорвика. Перед ними стояли остатки изысканного обеда. Деревянные тарелки и ножи были отодвинуты, чтобы освободить место для кубков, наполненных вином. Мерцающие факелы освещали стол, нагревая золото сосудов до красного блеска. Над длинным столом витал добродушный гул, мужчины еще не напились настолько, чтобы ссориться. Вино в кубках убывало, голоса мужчин звучали резко и самоуверенно, но это было вызвано превосходным качеством напитков.
— Хорошо, — весело сказал Генрих Анжуйский. — Я устал от бездействия. Так как вы поддержали нас, Лестер, нужно только постучать в ворота, и они откроются для нас.
— Вы чем-то недовольны? — спросил Роберт Лестерский.
— Только тем, что мне придется потратить золото. Мне кажется, я еще не забыл, как владеть мечом и копьем. Я никогда не был так доволен, но моему сердцу больно, что земля так опустошена. Это моя земля, и я не хочу губить ее.
Лестер удовлетворенно кивнул. Вот чем отличаются друг от друга Стефан и Генрих. Была ли это любовь к земле или понимание того, что сожженная и кровоточащая пустыня принесет мало дохода, но в душе Генриха действительно жило глубокое уважение к земле, какого никогда не замечалось у Стефана.
Вильям Глостерский отпил из своего кубка. Он не принимал участия в обсуждении и не видел смысла в застольной беседе. У него не было интереса к военным действиям, так как он не собирался принимать в них участия. Он пришел, поскольку его отсутствие дало бы слишком много пищи для подозрительного ума Генриха. Ему надоело изводить Херефорда, который смотрел на него тусклыми глазами. Лестер не был объектом для насмешек, его монументальная солидность подавляла окружающих. «Что бы такое сделать, — думал Глостер, — а то я умру от скуки»..
— Нам придется поработать мечом и копьем, если мы отправимся освобождать Уоллингфорд. Стефан не отдаст его с легкостью, это слишком близко к его бесценному Оксфорду. Он даже построил временный лагерь, замаскированный под замок. Вы должны взять этот лагерь прежде, чем он укрепит его и пришлет туда людей.
Проницательный Генрих ничего не сказал, обернувшись к Лестеру, как бы желая услышать одобрение плана Херефорда.
Но Лестер не одобрял его, и Генрих заранее знал, что не одобрит.
— Роджер, я не могу согласиться, что следующим нашим шагом должен стать Уоллингфорд. Я не трус, но я согласен с моим лордом: нужно брать то, что можно взять бескровно. — Он поднял руку, не дав Херефорду прервать его. — У меня есть основание так говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106