Многие хозяева были жестокими и неразумными. Слуги принимали это как Божье наказание, посланное для испытаний. Обычно они все равно продолжали преданно трудиться, мечтая о скорейшей кончине хозяина. Если один хозяин дьявол, то следующий может быть святым, а сыновья или сыновья сыновей оценят их смирение и терпеливость. Если у них отнимали эту надежду, канва их жизни рвалась и все их старания становились напрасными.
Рэннальф никогда не уклонялся от исполнения своих обязанностей. С раннего детства он знал каждого из своих людей. Он знал их жен, их детей, кто из сыновей подает большие надежды. Он в кузнице приложил свою руку к молоту и наковальне, просыпался, когда дорогая кобыла должна была принести жеребенка, он отбирал щенков или держал на коленях больную охотничью собаку, пока его псарь лечил ее или давал лекарство. Рэннальф корчевал пни с лесником или охотился со своими охотниками. Более того, участвовал в словесных перепалках со старыми и преданными слугами, снисходя до их уровня споров с мрачным удовлетворением, безболезненно прощая выражения, за которые убил бы равного себе. Вряд ли хоть несколько человек в королевстве — король, пару герцогов и графов, за исключением его молочного брата Лестера, осмелились бы назвать Рэннальфа дураком, а его слуги колко сообщали ему, что он недоразвитый зевака, болван и осел безо всякого страха. Рэннальф все сносил, но не смиренно, он возвращал комплименты в еще менее пристойных выражениях.
Видеть Рэннальфа, лежащего с полузакрытыми глазами и отвечающего на вопросы Ричарда, было для Кэтрин непривычным. Освободившись от мальчика, отправив его с небольшим поручением, она попыталась узнать, нет ли ран на теле мужа. Он, смеясь, защищался, возражая, что его не беспокоит ничего, кроме возраста и лени. Наконец, поняв, что Кэтрин по-настоящему волнуется, Рэннальф рассказал, как спешил домой.
— Ты хочешь спровадить меня, — пожаловался он. — Хочешь заправить постель и приступить к своим женским делам, отбросив ленивого мужа, мешающего твоим делам. Поэтому ты хочешь отправить меня на работу на рассвете.
— На рассвете! — возмутилась Кэтрин. — Время близится к обеду, а ты валяешься в постели, как лежебока. Твои бедные люди действительно работали с рассвета, а некоторые и всю ночь, готовя все для тебя. Пощади их, Рэннальф. Последние два года ими слишком долго руководили женщины. Вставайте, милорд. Будет слишком несправедливо отказать сразу всем работникам, но я очень рада, что у тебя есть время расслабиться. Мне тоже хочется побездельничать.
Она объяснила, почему все больше работы ложится на плечи Мэри, и добавила:
— Она очень хорошая девушка, Рэннальф, трудолюбивая, послушная и с добрым нравом. Она заслуживает самого хорошего в жизни.
— Я тоже так считаю, но если у нее приятный характер, то она переняла его от тебя. Конечно, он не Мог достаться ей ни от матери, ни от меня.
Кэтрин удержалась от замечания, что у матери Мэри было достаточно причин, чтобы иметь вспыльчивый характер, но лишь поблагодарила Рэннальфа за комплимент и принесла ему одежду в постель. Она потребовала через ширму, чтобы принесли воду. Наблюдая, как ее муж молча тер себя, она решила воспользоваться его хорошим настроением.
— Ей пятнадцать, Рэннальф.
— Кому?
— Мэри.
— О, да, — сказал он равнодушно. — Ей пора выходить замуж, но для этого еще есть время. Она не может быть несчастлива рядом с тобой. Сейчас она нужна здесь, и, по правде, я ничего не могу ей дать — ни земли, ни золота.
Кэтрин знала, что это правда, и возмутилась. Казалось, бесплодная бессмысленная война поглотила все. Она знала, что должна довольствоваться тем, что Рэннальф когда-нибудь собирается дать приданое своей дочери. Но очевидный факт, что он исчерпал все ресурсы, усилил чувство ответственности. Если что-то случится с Рэннальфом, то положение Мэри будет отчаянным. Несомненно, у Рэннальфа были земли или накопления, оставленные ему или завоеванные, которые он завещал старшему сыну. Большинство из них, конечно, отойдут к Ричарду вместе с приданым Аделисии. Тем не менее Рэннальф смог бы, если бы захотел, отдать часть своего состояния дочери, которая, будучи незаконнорожденной, не имела ничего. Если он умрет прежде, чем распределит наследство, все, за исключением приданого Аделисии, отойдет к Джеффри. Возможно, тот будет щедр к сводной сестре, но, если наследство попадет в его руки, обычай заставит передать его собственным наследникам. Он может найти деньги и дать ей, но, естественно, если война продлится, у него мало что останется.
— Я знаю, что нельзя все сделать сразу, — настаивала Кэтрин, — но ты можешь пообещать что-нибудь определенное, и если у тебя на примете нет для нее никого…
— У меня есть о чем думать, кроме замужества глупой девчонки, — раздраженно проворчал Рэннальф, испугавшись, что он чуть не открыл рот, чтобы согласиться со всем, что предлагала Кэтрин. Он на мгновение испугался ее власти над собой, но к нему снова вернулась уверенность. — Тебе не о чем думать, кроме детей? Я урвал два дня от тяжелых трудов. Разве я не могу насладиться бездумным отдыхом всего два дня?
— Конечно, можешь, Рэннальф! — Кэтрин стала рядом. Как она жестока к нему! Он так занят, что грешно портить его короткий отдых.
— — Посмотри, — вдруг сказал Рэннальф, — небо проясняется. Что скажешь, миледи, можешь ли ты провести полуденное время со мной на соколиной охоте? Можем ли мы оставить наши дела и труды, чтобы позволить себе греховные удовольствия?
Кэтрин засмеялась, подумав о греховных удовольствиях. Она никогда не видела мужа пьяным, лишь подогретым слегка от вина, но ходили истории о былых пирушках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106