Преодолевая головную боль, вызванную беспорядочными мыслями, Роджер Херефордский включился в разговор о том, какой город стоило взять первым.
* * *
Так просто, подумал Рэннальф, слушая споры, собрать своих людей и уехать домой. Никому он здесь не нужен. Нортхемптон и Уорвик, возможно, еще считаются с его мнением, но с той поры, как вернулся Юстас, он не смеет открыть рот на совете. Если он что-то одобрял, король тут же восставал против, а если же Рэннальф возражал против какой-либо идеи, то король сразу же за нее хватался.
Рэннальф пытался до возвращения Юстаса заслужить доверие Стефана. Как же он заблуждался! Рэннальф чувствовал, что сам становится злобным и язвительным, понимал, что от его присутствия королю больше вреда, чем пользы, но уехать сейчас без разрешения Стефана было настоящим предательством.
Во время совета никто не заговаривал с Рэннальфом. Немногие осмеливались даже смотреть на него. Когда совет закончился и король удалился, Нортхемптон потянул его к камину. Соук ободряюще улыбнулся.
— Слава Богу, — начал Нортхемптон, — ты не теряешь головы, Рэннальф.
— Полноте! — ответил с кривой улыбкой Соук. — Хорошо, что Стефан еще не настолько безумен, чтобы требовать и этого.
Нортхемптон нахмурился.
— Твоя шутка неуместна. Я хотел воздать тебе должное. Ты сумел держать себя в руках. Ты бросал такие мрачные взгляды, что мог в любую минуту разразиться гневной речью.
— Что бы я ни сказал, было бы только хуже.
— Не забывай, что я тебе сказал в ночь перед взятием моста на Уоллингфорд. — Нортхемптон выразительно посмотрел на него. — Тем не менее он должен скоро понять, что не прав в отношении тебя. Не теряй терпения, Рэннальф, в своей обиде ты несправедлив к Стефану. На сей раз он непоколебим. У него определенно твердые намерения.
— Как перед Уоллингфордом, не так ли? — горько сказал Рэннальф, удивленный страдальческим выражением лица Нортхемптона. Обернувшись, он увидел стоящего за его спиной короля. Какое-то мгновение все стояли как громом пораженные, пока Джеффри довольно грубо не оттолкнул Нортхемптона и не стал плечом к плечу с отцом, нарушив немую сцену.
Рэннальф смотрел в глаза своего властелина, не изменив выражения лица, только незаметно сжал руку своего сына.
— Я никогда не утверждал, что мои суждения совершенны, — разразился Стефан, — но это не я составлял соглашение. Мой мудрый совет вынудил меня это сделать. И ты, Соук, не последний из их числа со своими россказнями, что Херефорду можно доверять. Я вечно получаю плохие советы, и меня же клеймят за скверные результаты. Когда я поступаю по-своему и добиваюсь успеха, я все равно плох. Тогда мои лорды важно кивают друг другу, самонадеянно гордящиеся тем, что проявили мудрость, согласившись с королем!
В его голосе звучали истерические нотки. Рэннальф нахмурился и бросил обеспокоенный взгляд на Джордана Малмсбери, чей замок осаждали войска Генриха Анжуйского, Стефан склонялся к тому, чтобы дать Анжуйцу бой под стенами Малмсбери, хотя многим лордам эта идея казалась чистым безумием. Кровно заинтересованный в исходе обсуждения, Джордан выглядел встревоженным. То, что Стефан вытворяет со своими придворными, людьми, которые хорошо его знают, было ужасно, но показывать свои слабости людям, не знавшим его характера, значило терять сторонников.
— Не направлена ли твоя критика не в ту сторону? — продолжал Стефан с чувством собственного достоинства. — Слишком много разговоров о стойкости и твердости, но что-то я не вижу помощи нашему делу.
— Мои люди отслужили свой срок и даже более того, — ответил Рэннальф, перекрывая своим резким голосом возмущенный вздох Джеффри. — И тем не менее я снова призову их, уверяю вас. Нет срока службы в оборонительной войне, а то, что Генрих нападет, сомнений не вызывает.
— Чертовски ловко, — огрызнулся Стефан. — Ты подождешь, пока он не начнет атаку по всей Англии. Таким образом, ты будешь знать наверняка, что твои вассалы придут слишком поздно.
Рэннальф сильно сжал дрожащую руку Джеффри. Он едва сдерживал бьющее через край возмущение, но не смел напомнить Стефану о том, что он уже сделал для него, в присутствии Джордана. Свидетельство такой черной неблагодарности может легко разрушить и ту малую веру, которую еще испытывали вассалы к своему королю.
— Не нужно так говорить, милорд, мое терпение не безгранично. Я служил вам верой и правдой многие годы.
— И теперь хочешь уйти на покой, да? Речи о твоем долготерпении имеют гадкий привкус угрозы, Соук, — голос, злой и резкий, принадлежал Юстасу. Он прибыл в Англию по пятам Генриха и уже успел своими обвинениями довести до белого каления половину преданных сторонников Стефана.
— Я утверждаю, что нам необходим каждый человек, который может стать в строй. Когда мой трусливый свояк заключил мир с Генрихом, Анжуец, как дьявол, унесся в Барбелю и взял корабль. Там его уже ждала армия. Для чего, вы думаете, он сюда явился? Отпустить грехи? Самое время собирать вассалов. Я считаю, что каждый, кто уклонится от этого призыва, — предатель!
Наверное, зря, но Рэннальф решил попробовать. — Я не отказываюсь ни от чего. Милорд, — сказал он, обращаясь к Стефану, — мои люди устали и не хотят сражаться в чужих владениях. Позвольте мне уехать и противостоять Бигоду. Вы же знаете, они отдадут всю силу на защиту собственных земель.
Разумность просьбы была неоспорима. Для Уорвика и Нортхемптона было естественно сражаться на западе, потому что единственное направление, в котором мог продвигаться Генрих с пользой для себя, — восточное, как раз там и лежали их земли. Люди Рэннальфа должны были больше опасаться Норфолка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106