— Прошу вас от моего имени смиренно поблагодарить Его Величество и заверить его в моей неизменной привязанности и вечной преданности.
— Не премину это сделать, сударыня. Его Величество также поручил мне передать вам это письмо; оно написано его королевской рукой.
Герцогиня взяла письмо, протянутое ей графом, ничем не выдав нетерпения, с которым она его ожидала. С величественным спокойствием она взломала большие королевские печати и пробежала глазами строки, начертанные собственноручно Его Величеством. Ни один мускул не дрогнул на ее лице: нельзя было понять, удовлетворена она содержанием послания или нет. Закончив чтение, она положила письмо на стоящий рядом столик и позвонила в колокольчик. Тотчас же появился д'Альбаран.
— Портшез? — коротко спросила она.
— Готов, — столь же кратко ответил д'Альбаран.
— Мы отправляемся на улицу Турнон.
— Хорошо, сударыня.
И д'Альбаран стремительно вышел.
Тогда герцогиня повернулась к графу. Тот ждал, застыв в преувеличенно почтительной позе. На лице его читалось удивление стремительностью решений герцогини. Она это заметила, и на лице ее мелькнула насмешливая улыбка. Однако она была столь мимолетна, что граф не обратил на нее внимания. А герцогиня как ни в чем не бывало обратилась к графу в столь же лаконичной манере, в какой только что говорила с д'Альбараном:
— А деньги? Король не пишет о них…
— Они должны быть в пути.
— Сколько?
— Четыре миллиона, сударыня.
— Мало, — презрительно бросила она.
И замолчала, производя в уме некоторые подсчеты.
— В конце концов, если прибавить их к тем, что есть у меня, пожалуй, что-то и получится, — произнесла она. — Граф, вам пора ехать. Вы скажете королю, что с той минуты, как я прочла его письмо, я начала действовать.
— Непременно скажу, сударыня, а от себя добавлю, что в вашем лице Его Величество имеет самого решительного и самого отважного главаря заговора, какого только можно было бы пожелать.
— Вы также скажете, — продолжала герцогиня, пропуская мимо ушей адресованный ей комплимент, — что в ожидании его письма я не теряла времени. Я вербовала сторонников. И теперь с уверенностью могу сказать, что успех нашему делу обеспечен.
— Я слово в слово передам ваш ответ Его Величеству.
— Прощайте, граф, — отпустила посланца герцогиня.
И прежним королевским жестом она протянула ему руку для поцелуя. Граф преклонил колено и коснулся губами кончиков ее розовых ногтей. Затем он встал и направился к двери. Он вновь напоминал смиренного просителя. Вынув из кармана кошелек и взвешивая его на ладони, он вышел из молельни, громко благословляя великодушную даму, внявшую мольбам несчастного. Теперь он говорил на чистейшем французском языке.
Мы вовсе не утверждаем, что все просители, приходившие к герцогине, были испанскими грандами, как этот только что покинувший дворец сеньор, однако большинство — или даже все — были ее эмиссарами или же посланцами испанского двора, являвшимися для получения новых инструкций, необходимых для выполнения некоего секретного плана, с которым мы вскоре вас познакомим.
XXI
И СНОВА ШЕВАЛЬЕ ДЕ ПАРДАЛЬЯН
Спустя некоторое время портшез герцогини Соррьентес под охраной д'Альбарана и его людей пересек площадь Труа-Мэри и направился в сторону Нового моста. На этот раз кожаные занавески были отдернуты, и любой прохожий мог полюбоваться красотой герцогини. Одетая в простое белое платье, она опиралась локтем на стопку подушечек, обтянутых багряным шелком, и рассеянно взирала на людей, снующих по самому оживленному мосту в Париже.
В то же самое время с другой стороны моста, той, что выходит на улицу Дофина, показался всадник на взмыленной от быстрой езды лошади.
Этим всадником был шевалье де Пардальян.
Судя по платью и сапогам, покрытым толстым слоем дорожной пыли, наш герой проделал неблизкий путь; вероятно, он возвращался из Сожи, куда, как мы помним, он отправился, чтобы проводить своего сына Жеана. Вынужденный из-за толпы на мосту пустить коня шагом, Пардальян размеренно покачивался в седле и размышлял:
«Еще несколько минут — и я наконец доберусь до гостиницы несравненной Николь, где найду накрытый стол, уставленный аппетитными блюдами и бутылками старого доброго бургундского. Честно говоря, голод давно терзает мой желудок своими острыми когтями, а жажда, кажется, высушила все мои внутренности. После ужина я заберусь в удобную постель и спокойно просплю до завтрашнего утра. Ах, черт побери, до чего же я стар! Ведь и проехал-то не так уж много!»
И он тяжело вздохнул.
Итак, Пардальян приближался к середине моста; навстречу ему двигался портшез герцогини. Их пути должны были вот-вот пересечься. Достигнув площадки, где собирались поставить конную статую Генриха IV (замысел этот был осуществлен только несколько лет спустя), Пардальян почувствовал, что подпруги его седла ослабли.
Он быстро спешился и принялся затягивать ремни. Движения его были легкими и уверенными; он отнюдь не напоминал согбенного годами и усталостью старца. Закрепив как следует седло, он уже собирался вскочить на коня и ехать дальше, но тут мимо него проследовал портшез. Бросив на него короткий взгляд, шевалье заметил Фаусту. Конь скрыл его от глаз герцогини, однако мелькнувшее перед ним видение так поразило Пардальяна, что он не удержался и глухо вскрикнул:
— Фауста!..
И вместо того, чтобы вскочить на коня, как он только что намеревался сделать, он еще ниже пригнулся к луке седла, прикрывая лицо полой плаща. Герцогиня — точнее Фауста, как назвал ее Пардальян (а он, как мы знаем, не мог ошибиться, ибо дорого заплатил за знакомство с этой дамой), проехала мимо, не обратив внимания на спешившегося всадника, старательно закреплявшего подпругу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146