— Никто, здесь я полностью с вами согласна, — уступила она. — Но бедный мой Кончини, подумайте только, какой скандал разразится после того, как вся эта история выплывет наружу! Вспомните: мы с вами не в Италии. Мы во Франции, в Париже. Во всем, что касается чести, французы были и остаются весьма щепетильной нацией. Они не пожелают иметь своей королевой женщину, заподозренную в столь ужасном преступлении. Поднимется такой шквал гнева, что королеве, даже если ей и удастся оправдаться, придется бежать. А бегство королевы повлечет за собой ваше падение… если, конечно, вас не убьют еще раньше.
Из-за портьеры появилось бледное лицо Леоноры. На этот раз ее энергичные движения головой означали:
«Она права!»
Хотя и с некоторым опозданием, но Кончини все же понял ее. Поведение его мгновенно изменилось.
— Вы совершенно правы, сударыня, — произнес он, — и я благодарю вас за то, что вы указали мне, откуда следует ожидать опасности. Ибо то, о чем вы только что напомнили мне, действительно весьма опасно. Поэтому мы поступим по-иному.
— И что же вы собираетесь делать? — спросила Фауста с угрожающим спокойствием.
— Ничего особенного, — усмехнулся Кончини. — Прежде всего я сообщу о ваших намерениях королеве.
— А затем? — холодно произнесла Фауста.
— Затем все будет так, как решит королева-регентша. Не забывайте, что даже угольщик — господин у себя дома.
— Вы хотите сказать, что она отправит меня в Бастилию составить компанию моему протеже герцогу Ангулемскому?
— Вы сами это сказали, сударыня. И будьте уверены — как только вы окажетесь в Бастилии, мы сделаем все, чтобы вы больше никогда оттуда не вышли. А если вам захочется поговорить, никто не станет чинить вам препятствий, ибо стены Бастилии толсты и не пропускают наружу воплей заключенных.
— Тем более стоны умирающих, — улыбнулась Фауста.
— О, сударыня, мне давно известно, что вы обладаете поистине непревзойденным умом, — мрачно пошутил Кончини. — Вы поняли меня с полуслова.
— Значит, меня следует арестовать? — произнесла Фауста, также переходя на шутливый тон.
— Увы, сударыня, хотя мне искренне жаль вас. Но я все предусмотрел. Все уладится само собой: я просто оставлю вас у себя.
— Действительно, все очень просто. Я уже могу считать себя узницей, — усмехнулась она.
И вдруг изменившись в лице, она произнесла:
— А вы знаете, что такое война?
В словах ее Кончини ощутил неприкрытую угрозу. Несмотря на прочность своего положения, он чувствовал себя отнюдь не безмятежно. Фауста же была по-прежнему надменна, величественна и совершенно спокойна. Однако Кончини, посчитав свои позиции неуязвимыми, первым устремился в бой и теперь вынужден был продолжать его.
— Вы поздно вспомнили об этом, сударыня. Раз вы стали моей пленницей, то война окончилась, еще не начавшись.
С тем же холодным выражением лица, от которого Кончини давно уже было не по себе, Фауста нанесла решающий удар:
— Вы не поняли меня, сударь. Речь идет не обо мне. Я согласна стать вашей пленницей. Речь идет о войне с Испанией.
Слова эти, словно палица палача, обрушились на голову Кончини. Он зашатался, однако продолжал сопротивляться:
— Война с Испанией?.. С чего это вдруг Испания начнет войну ради личных интересов какой-то принцессы Фаусты?
— Потому что принцесса Фауста представляет здесь Его Величество Филиппа III, короля Испании, — надменно ответила Фауста.
И, не давая ему вставить слово, продолжила:
— Его Величество должен был известить вас…
Затем вновь перейдя на шутливый тон, она сказала:
— Простите, я забыла, что вы не являетесь первым министром и не принимаете участия в решении государственных вопросов. Ведь вы только что заверяли меня, что вы никто… всего лишь друг королевы… Тогда обратитесь к Силлери… или к Вильруа… или к Пюизье… или к Жанену… не знаю в точности, кто из них является полномочным министром… Возможно, вам, как другу королевы, расскажут о том, чего вы не знаете, а именно — что король Испании недавно известил о скором прибытии своего чрезвычайного посланника, наделенного самыми широкими полномочиями, ставящими его выше обычного посла. Этот посланник получает аккредитацию при французском дворе. Полномочный министр… полагаю, это должен быть господин де Вильруа… вероятно, сообщит вам об этом.
— Да, — продолжал сопротивляться Кончини, чувствовавший, как почва стремительно ускользает у него из-под ног, — я знаю, что король Испании известил нас о скором прибытии своего чрезвычайного посланника. Этим посланником, вернее, посланницей, является герцогиня Соррьентес, принцесса д'Авила. Но я не вижу, что общего между герцогиней Соррьентес и принцессой Фаустой.
— Герцогиня Соррьентес, принцесса д'Авила — это я, — торжественно объявила Фауста.
Удар попал точно в цель. Кончини был сражен. А неумолимая Фауста продолжала:
— Господин маршал д'Анкр, вы не первый министр, вы — никто… как вы сами только что сказали… и вам угодно поднять руку на посланницу испанского короля, подвергнуть ее насилию и заключить в тюрьму, словно обычную преступницу — и все это от имени королевы-регентши? Может быть, вам неизвестно, что всякое оскорбление, нанесенное мне, является оскорблением монарха, коего я здесь представляю. А король Испании не из тех, кто молча проглатывает причиненные ему обиды; он мстит, и месть его бывает ужасна. В нашем случае она означает войну. Испания готова к войне; через неделю ее войска захватят ваши южные провинции. Подумайте, готовы ли вы отразить наступление испанской армии. Мне кажется, что для Франции сейчас лучше сохранить добрые отношения с Испанией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146