— Ты что, не понял? Это все сделала ОНА! Это ОНА! И больше никто!И Леха стал твердить фамилию Барыни на всех допросах. Добился он этим только одного. Как-то следователь небрежно бросил ему:— И кончай примешивать к своим преступлениям других людей. Не знаю, где ты слышал фамилию этой женщины... Ее муж выполняет важное государственное задание за границей, и я не позволю тебе впутывать ее сюда. Тем более что в ту ночь она была в Ленинграде, и это могут подтвердить десятки свидетелей. А вот факт твоего знакомства с ней никто не может подтвердить. Это твой очередной наркотический бред, Мухин. Тебе пора писать чистосердечное признание. Вот чем тебе пора заняться. И, — следователь понизил голос, — если у тебя с этим проблемы, тебе помогут. Сегодня же ночью, в камере.— Я подумаю, — сказал Мухин.— Рад слышать, — сказал следователь, морщась и устало массируя виски. У него были свои проблемы в связи с тем, что дело не закрывалось так быстро, как хотелось. Куда-то запропастилось орудие убийства — тяжелый бронзовый подсвечник, которым размозжили черепа супружеской паре. Его не нашлось на даче, его не было и среди вещей, приготовленных «ворами» к уносу в сумке. Следователь проклинал халатность тех уродов, которые перевозили вещдоки с дачи в управление и где-то посеяли главную улику. А может, попросту сдали в комиссионку за хорошие бабки. Всякое могло случиться, но голова от этого болела исключительно у следователя. К тому же городского прокурора заинтересовала часто встречающаяся в протоколах допросов фамилия некоей женщины, которую следователь трактовал как наркоманский миф. Прокурор распорядился рассмотреть всю эту историю более внимательно, и следователь не мог ничего ему возразить. А звонки сверху продолжались, и следователь устал объяснять, чья это вина, что преступники до сих пор не в зале суда. На прокурора тоже, вероятно, давили, но он упорствовал, и поиски подсвечника продолжались. До тех пор, пока машина прокурора по несчастной случайности не сорвалась в пропасть, когда прокурор с женой ехали по горной дороге на кавказский курорт. После этого все как-то само собой уладилось. Никто не вспоминал про подсвечник, зато все требовали поскорее передать дело в суд, чтобы в нашумевшей кровавой истории была поставлена точка.За день до начала судебного процесса к Мухину пришел адвокат, про которого Мухин думал, что это самый бестолковый адвокат в городе. Оказалось, что адвокат гораздо умнее, чем казалось Лехе.— Тебе просили передать, — сказал он тихим безжизненным голосом, — если на суде ты назовешь ее фамилию, будут нехорошие последствия.— Мне расстрел светит, какие там еще могут быть последствия?— У тебя еще есть сестра. И ее могут сегодня ночью изнасиловать, после чего она может повеситься в камере. И тогда тебя действительно расстреляют. Другой вариант — ты молчишь, получаешь срок, твою сестру лечат от наркомании. Подумай, что лучше. Лучше для тебя и для твоей сестры.— Вас послала она? — спросил Мухин после тяжелого раздумья. — Она? — Леха назвал фамилию.Адвокат вдруг хлестнул его по щеке. Жестким, не терпящим возражений голосом он проговорил:— Я же сказал — не называть никаких фамилий!— Она? — упорствовал Мухин.— Меня послала Барыня, — сказал адвокат, и это был первый раз, когда Мухин услышал эту кличку.— Она что-нибудь просила мне передать еще?— Да, — важно качнул головой адвокат. — Она надеется, что ты будешь умным мальчиком.Это было совсем не то, чего ожидал Мухин. Но он постарался, он был умным мальчиком, и он ничего не сказал на суде. И его не приговорили к расстрелу — тут адвокат не соврал. Но в остальном все пошло чуть иначе.Вечером в камеру к Мухину зашли трое. Три немногословных здоровяка, один из которых стал сразу расстегивать брюки. Двое других двинулись к Мухину.— Подождите! — закричал тот, вжимаясь в стену. — Это ошибка! Я же ничего не сказал на суде, я же промолчал...— Правильно, — сказал один из визитеров и тяжелой ладонью ухватил Мухина за шею. — Но нужно было помалкивать и до суда. Понимаешь?Мухин попытался закричать, но тут ему так врезали, что крик застрял у него в глотке. И дальше он уже молчал, кусая губы и глотая собственную кровь...Наконец-то он понял, что его предали. А точнее, не предали — а использовали. Использовали, а потом выбросили за ненадобностью. Продемонстрировав напоследок, что он полное ничтожество, нуль без палочки, об которого можно вытереть ноги и двинуться дальше.Что и сделала женщина, которую уважительно называли Барыня. А антикварный бронзовый подсвечник занял место в одной из комнат ее большого гостеприимного дома — вместе с другими памятными сувенирами. Барыне было что вспомнить... 11 — Я даже не знаю, зачем ей понадобилось убивать тех людей, — сказал Мухин. — Может, и выгоды-то никакой не было. Ей просто нравилось играть людьми, нравилось управлять ими. Есть психи, которым нравится убивать, а этой суке нравилось играть с живыми людьми — поднимать их вверх, а потом швырять вниз. И любоваться этим чудным зрелищем. И тащиться, понимая, что все это — дело ее рук... А уж мужей своих по службе проталкивать или там денежные какие-то дела решать — это для нее проще простого. Так мне кажется... И еще часто думал, пока был на зоне: «Как должна себя чувствовать такая вот дрянь, которая многие годы делала с людьми все, что хотела?» Наверное, ощущала себя кем-то вроде богини. Наверное. И я решил ей испортить это удовольствие. Я написал ей письмо. Не лично ей, потому что адреса я тогда не знал, а в офис одной из ее фирм. Написал, что выхожу на свободу и что я очень-очень-очень зол. Что она сломала мне жизнь и что я хочу в ответ сломать жизнь ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111