Рэддол был единственным подозреваемым,
но улики против него носили по преимуществу косвенный характер. Тела
обнаружили только на следующее утро - Рэддол мог спокойно вернуться домой,
смыть все следы и выспаться. Когда его арестовали, он был спокоен, бодр и
собран, а экспертиза оказалась бессильна что-либо доказать.
Улики против Рэддола заключались в том, что его видели в
соответствующее время подходящим к детской площадке, в соответствующее
время уходящим оттуда и что синяки и царапины вполне могли быть получены в
процессе совершения преступления. К тому же в промежуток между полуночью и
половиной десятого утра, когда его забрали, он "потерял" синтетическую
куртку, которую носил накануне вечером. Куртку так и не нашли.
Удалившимся на совещание присяжным понадобилось меньше часа, чтобы
прийти к решению о виновности. Однако в последующей апелляции защита
заявила, что на вердикт повлиял факт регистрации преступления медленным
стеклом в окне Эмиля Беннета. Требуя пересмотра дела, адвокат убеждал, что
присяжные пренебрегли "естественным сомнением", полагая, будто судья
Харпур не прибегнет к более суровой мере, чем пожизненное заключение.
Но, по мнению Харпура, закон не оставлял места для выжидания,
особенно в случае убийства с отягчающими обстоятельствами. В должное время
Рэддол был приговорен к казни.
Суровая, пронизанная убежденностью речь Харпура и заслужила ему
прозвище Железного Судьи. Судебный приговор, считал он, всегда был и
должен оставаться священным. Не подобает Закону униженно склоняться перед
куском стекла. В случае введения в судебную практику "меры выжидания",
говорил он, преступники просто не будут выходить из дома без
пятидесятилетнего ретардита.
Спустя два года неповоротливые жернова правосудия сдвинулись с места,
и Верховный суд утвердил решение Харпура. Приговор был приведен в
исполнение. То же самое, только в неизмеримо меньших масштабах, часто
происходило в спорте, и единственным возможным, единственным реальным
выходом было положение "арбитр всегда прав" - что бы ни показали камеры
или медленное стекло.
Несмотря на утверждение приговора, а может быть, именно поэтому
пресса так и не подобрела к Харпуру. Он умышленно не обращал внимания на
то, что о нем говорили и писали. Все эти пять лет его поддерживала
уверенность в правильности принятого решения. Сейчас ему предстояло
узнать, было ли оно таковым.
Хотя момент истины уже пять лет маячил на горизонте, с трудом
верилось, что через считанные минуты все выяснится. Эта мысль вызвала в
груди щемящую боль, и Харпур на миг остановился, чтобы перевести дыхание.
В конце концов, какая разница? Не он создает законы - откуда это чувство
личной причастности?
Ответ пришел быстро.
Судья не может быть равнодушным, потому что является частью закона.
Именно он, а не некое абстрактное воплощение правосудия вынес приговор
Эвану Рэддолу - и потому остался работать вопреки советам врачей. Если
совершена ошибка, он не имеет права уйти в кусты. Ему держать ответ.
Новое понимание, как ни странно, успокоило Харпура. Он заметил, что
улицы необычно оживлены для позднего вечера. Центр был буквально забит
иногородними машинами, а тротуары переполнены пешеходами, причем, судя по
тому, как они глазели по сторонам, - не местными жителями. В густом
воздухе плыл запах жарящихся бифштексов.
Харпур удивлялся такому столпотворению, пока не обратил внимание, что
людской поток движется к полицейскому управлению. Люди не изменились с тех
пор, как их притягивали арены, гильотины и виселицы. И пускай не на что
смотреть - зато они рядом с местом происшествия, и одного этого
достаточно, чтобы насладиться извечной радостью продолжающейся жизни в то
время, как кто-то только что свел с ней счеты. Опоздание на пять лет
значения не имело.
Даже сам Харпур, захоти он того, не смог бы попасть в подвальное
помещение. Там стояли только записывающая аппаратура и шесть кресел с
шестью парами специальных биноклей - для правительственных наблюдателей.
Харпур не рвался увидеть преступление собственными глазами. Ему нужно
было только узнать результат - а потом долго-долго отдыхать. Мелькнула
мысль, что он ведет себя совершенно неразумно - вылазка к полицейскому
управлению требовала большого напряжения и таила для него смертельную
опасность, - и все же он не мог поступить иначе. "Я виновен, - внезапно
подумал Харпур, - виновен, как..."
Он вышел на площадь, где находилось здание управления, и стал
пробиваться сквозь изматывающую толчею. Вскоре впитавшая пот одежда так
сковала движения, что он едва отрывал ноги от земли. И в какой-то момент
этого долгого путешествия возник крадущийся по пятам скорбный друг с
раскаленной добела иглой.
Добравшись до нестройных рядов автомобилей прессы, Харпур понял, что
пришел слишком рано - оставалось по меньшей мере полчаса. Он повернулся и
начал двигаться к противоположной стороне площади, когда его настигла
боль. Один точный укол, и Харпур пошатнулся, судорожно хватаясь за воздух.
- Что за!.. Поосторожней, дедуля!
Зычный голос принадлежал верзиле в светло-голубом комбинезоне,
смотревшему тривизионную передачу. Пытаясь удержаться на ногах, Харпур
сорвал с него очки-приемники. В стеклах, словно зарево далеких костров,
полыхнули крошечные картинки, из наушника выплеснулась музыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47