Так или иначе, но в апреле 1934 года против братьев Фершо по настоянию Гастона Аронделя, колониального инспектора второго класса, было начато следствие.
Стал ли сей Арондель, личность весьма малозначительная, но которого описывают как очень самонадеянного человека, лишь инструментом в чьих-то руках?
Вполне возможно. Возможно также, что он действовал в отместку Дьедонне Фершо за свое оскорбленное самолюбие.
Но маловероятно, чтобы подобный шумный скандал был вызван лишь протоколом, составленным бригадиром жандармерии небольшого лесного участка. В нем шла речь о кокосовом молоке и обвесе. По распоряжению Аронделя были арестованы весы и товар, а ничего не понимавших в этом деле туземцев заставили поставить кресты под составленным протоколом.
Сам Дьедонне Фершо вел себя заносчиво и, по рассказам, решил не уступать этому Аронделю, которого называл не иначе, как задиристой мошкой. Он, впрочем, не стал отрицать:
— Все годы, что существуют колонии, все отделения покупали кокосовое молоко так, как это делаю я. Сами негры удивились бы, если бы мои килограммы стали вдруг настоящими килограммами.
С тех пор Арондель и начал всячески придираться к колоссу Фершо. За всеми их торговыми операциями было установлено наблюдение. Жандармы, таможенники, налоговые инспекторы появлялись в тот самый момент, когда можно было обнаружить нарушение правил.
От служащих требовали, чтобы они свидетельствовали против своих хозяев.
Наконец, администратор второго класса неизвестно где обнаружил паини, выдававшего себя за сына одной из жертв Фершо; паини подал жалобу, которая и была принята к дознанию спустя двадцать пять лет после происшествия.
С удивительной синхронностью, дававшей основания видеть в Аронделе инструмент чьей-то злой воли, некоторые акционеры, связанные с Фершо, выбрали именно этот момент, чтобы потребовать отчета о деятельности компании, и подали свои жалобы.
В Габоне Дьедонне держался крепко, выказывая Аронделю лишь свое презрительное безразличие.
— Вам достаточно обратиться к нему с какой-нибудь просьбой, и он окажется у вас в кармане, — говорили ему.
Вероятно. Во всяком случае, эго было возможно.
Находившийся в Париже Эмиль Фершо защищался, приглашая к себе видных деятелей финансового и политического мира.
Светский человек, живущий на широкую ногу, открытым домом, он стал особо охотиться за министрами, депутатами, редакторами газет. Он зазывал их к себе в замок или в особняк на авеню Гош.
Ограничился ли он этим? Или, может быть, оказал финансовую поддержку при переизбрании некоторым депутатам? А может, помог своими средствами влиятельным персонам — точно так же, как действовал, приобретая некоторые концессии?
Во всяком случае, в течение года ни того, ни другого Фершо не беспокоили. Казалось, битва была выиграна, когда внезапно заговорили о предстоящем аресте Дьедонне.
В мае 1935 года он высадился во Франции, чтобы себя защитить. Никто не был уведомлен о его приезде. Никто не имел возможности сфотографировать его в течение недельного пребывания в Париже, где этот миллиардер жил в скромном отеле Латинского квартала.
Фотографы еще следили за особняком на авеню Юш, когда он уже оказался в Кане. Там состоялась его встреча с мэтром Франсуа Морелем, бывшим поверенным в делах, продажной и хитрой бес шей, с которым он познакомился в Габоне и чей изворотливый ум весьма ценил.
Позднее писали: «Если бы братья Фершо пошли на сделку, никто не стал бы их трогать».
Это вполне могло относиться к Аронделю. К кому еще? В материалах дела установить это не представлялось возможным.
В Париже Эмиль попытался это сделать. Но все оказалось напрасным из-за грубых нападок брата из его канского уединения.
Так началась эта странная битва, полем которой стали кабинеты судей и финансовый отдел прокуратуры. Тома дела составили тысячи страниц, чтобы разобраться в них, потребовались бы годы.
Бывший старшина адвокатского сословия мэтр Обен, нанятый Дьедонне в качестве защитника, ежедневно получал из Кана инструкции, способные восхитить самого дотошного юриста. Постепенно различные статьи обвинения, относящиеся к торговым и финансовым сделкам, стали отпадать, а одновременно, как по волшебству, исчезли из дела некоторые невыгодные ответчикам документы. Компании-конкуренты, о коих прежде и речи не было, оказались скомпрометированны, а некоторые действия колониальных властей вдруг предстали в новом, предосудительном в глазах закона свете. Одному из губернаторов пришлось подать в отставку. Не исключено, что в высших сферах уже стали задавать вопрос, не лучше ли было вовсе не трогать такого опасного зверя.
Но последний удар нанес не Париж, где до вынесения окончательного решения много лет могло уйти на изучение материалов дела.
В конце концов победа досталась инспектору второго класса Аронделю. Именно выявившаяся в ходе расследования история с тремя неграми вынудила прокурора департамента Сены г-на Дюранрюэля подписать 8 октября 1935 года постановление на арест Дьедонне Фершо.
С каждым часом «дело Фершо» стало все больше привлекать внимание общественности. Оно занимает первые полосы газет. Но если драма трех негров воздействовала на чувства, если личность Убангийского сатрапа вносила игривую ноту, оставляя крохотное местечко даже для эротики, то слухи о неминуемом крахе предприятий Фершо и приводившиеся, с каждым днем все более астрономические, цифры особенно пугали мелких вкладчиков.
Наконец, как в панамском скандале, начали искать имена, скрывавшиеся за инициалами. Публикация части доклада никому неизвестного Меркатора подтвердила, что некоторые чиновники консульства использовали свое влияние, скажем, при приобретении иностранными концессионерами части нашего колониального достояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82