Наконец поезд остановился. Он бросился к контролеру, — Это еще не ваша.
Проехав еще два-три километра, контролер показал ему на одиноко стоящий в дюне дом.
— Это и есть «Воробьиная стая»?
Тот кивнул. Не дожидаясь полной остановки состава, Мишель спрыгнул на песчаный грунт.
И тут внезапно почувствовал, что у него горят щеки.
Напрасно он столько пил — три или четыре раза во время пути он бросался в первый же кабачок. Вкус кальвадоса навяз во рту. Г-н Дьедонне может услышать этот запах.
После выпивки жесты Мишеля становились более решительными, взгляд быстрым, почти озлобленным.
С трудом борясь с чувством разочарования, он смотрел на удаляющийся поезд и на странный дом, так мало похожий на то, что он ожидал увидеть. На необъятном пространстве, в двадцати метрах от дороги, без всякой ограды вокруг, виднелось только это казавшееся недостроенным, но уже состарившимся строение. Оно было чуждо этому пейзажу, словно перенесено по ошибке откуда-то из пригорода или маленького городка.
Эта большая трехэтажная постройка из потемневшего кирпича, слишком высокая, с двумя голыми навесами, была возведена явно для того, чтобы составлять часть улицы с такими же домами, но уж никак не пребывать в одиночестве. Перед запертой дверью стоял грузовичок с плохо закрытым и стучавшим от ветра капотом. Сделав полукруг, словно для того чтобы осторожности ради разведать подступы, Мишель приблизился к дому.
Возбуждение его прошло. Он начал терять самоуверенность. Зачем он сюда приехал? На что надеялся, пустившись на розыски г-на Дьедонне, о котором ничего не знал? Он чувствовал себя опустошенным и озябшим на ветру, теребившем мокрый плащ на его худой фигуре, и снова подумал о Лине, которая занимается теперь своими делами в жалкой комнатке в Кане.
Чтобы покончить с этими мыслями, он протянул руку к звонку, но сразу же убедился, что тот отсутствует. Если бы не грузовичок, он подумал бы, что дом пуст, что в этих стенах никто никогда не жил. Он постучал. Потом, охваченный паникой, которую всячески пытался преодолеть, постучал еще раз. Обойдя дом со стороны моря, Мишель обнаружил другую, засыпанную песком дверь и прижался лицом к ее стеклу.
В полутьме комнаты он наконец обнаружил плотную неподвижную женскую фигуру, смотревшую в его сторону. Потом он понял, что это старуха с прядями седых волос, выбивавшимися из-под чепца. Она подошла к двери, сняла засов и открыла ее.
Отчего она смотрела на него, ничего не спрашивая?
— Здесь проживает господин Дьедонне? — осведомился он.
— А что вам от него надо? — невозмутимо спросила та в свою очередь.
— Я от его парижского нотариуса Кюрсиюса.
Убедило ли ее это? Или что-то вызвало сомнения?
Понадобилось время, прежде чем она произнесла:
— Обойдите дом. Я вам открою.
Оказавшись снова перед главным входом, он услышал ее шаги в коридоре, потом повернулся ключ в замочной скважине.
Коридор был узкий, выложенный желто-красной плиткой, как в буржуазных домах. Через витражные фрамуги проникал красноватый свет. Справа была вешалка, подставка для зонтов, слева — две темные, выкрашенные под дуб двери, затем лестница на второй этаж — гам слышался шум.
— Проходите сюда.
Ему показалось, что старуха собирается оставить его одного, но та вошла следом и прикрыла дверь. Они оказались в комнате, служившей, видимо, гостиной. Стены были обиты черными метровыми панелями, над ними был натянут коричневый гобелен, местами отклеившийся и разорванный там, где торчали гвозди для подвески картин.
Мишель невольно попробовал определить запах этого помещения.
— Господин Дьедонне дома? — нерешительно спросил он.
Мебель была сдвинута в угол — пустые книжные полки, нагроможденные друг на друга кресла, стол в стиле Генриха III, с резными львиными головами по углам.
— Вы знакомы с господином Дьедонне? — спросила старуха.
Он едва не солгал.
— Я знаю его по имени. Мэтр Кюрсиюс сказал, что он ищет секретаря и что я могу ему подойти.
Ему не нравились спокойствие и подозрительность, с которыми она рассматривала его с головы до ног, словно жалея, что впустила в дом и размышляя, не выставить ли за дверь. Самым поразительным в ней было то, как неподвижно и молчаливо она стояла.
— Ладно, — вздохнула она наконец. — Когда он сойдет вниз, я предупрежу о вашем приходе.
И удалилась, неслышно скользя на войлочных подошвах. Ему показалось, что некоторое время она еще постояла за дверью, прислушиваясь. Старуха не предложила ему сесть, хотя тут стояли разрозненные стулья, заваленные старыми бумагами, нотными тетрадями и разными предметами.
«Видимо, он переезжает», — подумал Мишель, чтобы успокоить себя.
Над его головой раздавались тяжелые шаги. Там кто-то расхаживал взад и вперед, слышался глухой шум, словно переставляли мебель, звучали отголоски разговоров, — это укрепило его в мысли о переезде.
У него не было часов, и он подумал, что теперь, наверное, около одиннадцати. Ему было холодно. Комната не отапливалась. Она пропиталась сыростью.
Мишель опять подумал о Лине, испытывая угрызения совести за то, что не позвонил, и вздрогнув при мысли, что придется признаться ей в том, что он затеял пустое дело.
Может быть, знакомый, встреченный на площади Клиши, ошибся? Он никак не мог вспомнить его имя. Но ведь нотариус Кюрсиюс подтвердил ему, что г-н Дьедонне ищет секретаря.
Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была приоткрыла. Он подошел на цыпочках, заглянул в нее и увидел огонь в очаге, стол, стулья, окно без шторы, за которым угадывались дюны и серые волны моря. Успокоил его телефон на стене.
Что поразило его внезапно в шуме, доносившемся со второго этажа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82