Гималаи сердец! Фудзияма кишок… Мы идем по крови.Берюрье, потрясенный этими запахами, с жалким видом поворачивается ко мне.— Ничего себе! — бормочет он.Поскольку Господь не обделил меня обонянием, я и сам все прекрасно чувствую.Гродю, привыкший к этому, прогуливается среди органов, как манекенщица на подиуме.— Много тебе надо? — спрашивает он.— Полкило, — заявляет Толстяк. Его друг чуть не падает.— И ты притащился на рынок из-за полкило этой хреноты?— Ну… Мне сказали, что тут это дешевле, чем в любом другом месте…Гродю подзывает продавца и просит взвесить указанный объем “приманки”, необходимой моему достойному заместителю.Я тем временем осматриваю корзину с головами.— Знаешь, что можно сделать? — спрашиваю я.— Нет.— Завтра первое апреля… Старые традиции забываются. А что, если мы устроим хорошую шутку над Пино? Ярко-красная физиономия Берю освещается.— А какого рода будет шутка?— Мы могли бы послать ему коровью голову. Что ты на это скажешь?Представляешь, он раскрывает дома посылку и оказывается нос к носу с такой харей!Он в восторге.— Я плачу половину, — кричит он в порыве энтузиазма.— Согласен. Давай найдем какую-нибудь повыразительнее… Смотри-ка, а эта немного похожа на тебя… Такой же высунутый язык и глупая улыбка. Берюрье суровеет.— У тебя очень оскорбительные сравнения, Сан-А. Он осматривает голову, предложенную мной, и качает своей:— У нее недостаточно большие рога.— Верно, только этого ей и не хватает до полного сходства с тобой!— Что это еще за намеки!Он делает мне страшные глаза. Он прекрасно знает, что я в курсе его несчастья, но не хочет, чтобы слух распространился. Если мадам Берюрье узнает, то может проявить недовольство, от которого пострадает Толстяк.— Я просто пошутил, — великодушно заявляю я. Он переводит дыхание.— Погоди, — говорит он. — Гродю выберет нам самую клевую в корзине.Он делится с ресторатором нашим планом, который тот не находит особо забавным. Ему трудно себе представить, что в принципе съедобной вещью можно воспользоваться, чтобы подшутить над приятелем. Но мы настаиваем, и он, вздыхая, начинает рыться в корзине. Он берет головы за рога и показывает нам, чтобы мы могли остановить свой выбор.Мы осматриваем с полдюжины отвратительных трофеев, ища у них сходство с нашими общими знакомыми, что оказывается не так трудно, как может показаться. Гродю нагибается поднять седьмую коровью голову, но вдруг внезапно замирает перед корзиной, качается и валится в лужу крови на полу.— Твою мать! — орет Толстяк. — Мой приятель потерял сознание!Начинается суета. Продавец субпродуктов, крепкий малый, скорее широкий, чем высокий, помогает нам поднять Гродю. Мы тащим его за каменный прилавок и сажаем на стул.Продавец снимает с полки литр дешевого коньяка и засовывает горлышко между клыками ресторатора.Тот весь белый, как Рождество на Шпицбергене.— Он что, сердечник? — спрашиваю я Берю.— Он? Да ты чего! Он крепкий, как Новый мост.— В один прекрасный день Новый мост тоже рухнет, — пророчествую я.Мы хлопаем его приятеля по щекам… Даем ему вторую порцию выпивки… И следим за его реакциями. Его физия медленно розовеет. Он издает тяжкий вздох только что изнасилованной девушки и наконец открывает зенки.— Ты че, как баба? — без обиняков спрашивает Берюрье. — Что с тобой случилось?Вместо ответа Гродю тянет руку в сторону корзины:— Там!Можно подумать, что он увидел летающую тарелку.— Что там такое?— В корзине! Посмотрите!Мы оставляем его, чтобы бросить взгляд знатока на указанное им место. Первым “это” замечает Толстяк Берю.Он ничего не говорит, не хлопается в обморок, но его лягушачья морда зеленеет.Я отодвигаю его плечом.Да, ребята, тут есть от чего растянуться на полу в бессознательном состоянии.Посреди голов коров, быков и волов лежит одна довольно необычного вида: это голова налогоплательщика, всего-навсего…Мне кажется, я опять стал жертвой галлюцинации. Но нет… Это действительно человеческая голова…Я указываю на нее продавцу.— Я возьму эту, — говорю я ему. — Если не трудно, заверните, потому что я съем ее дома.Он смотрит, потом бросается к своей бутылке коньяка. Глава 2 После того как все слабонервные приведены в чувство, над корзинкой, придерживая пузо обеими руками, склоняется дежурный полицейский.Затем, констатировав, что я самый свежий из группы, он спрашивает дрожащим голосом:— Что тут случилось?— По всей видимости, преступление, — отвечаю, — потому что я сильно сомневаюсь, что тот тип (я указываю на корзину) сделал это, бреясь.Шутка, хотя и предназначенная таким гигантам мысли, как этот блюститель порядка, ни у кого не вызывает смеха.Я отвожу продавца голов в сторону и предъявляю ему мое служебное удостоверение.— Старина, я бы хотел услышать вашу версию случившегося…— Мою что?..— Вашу точку зрения. Эта человеческая голова не могла добраться сюда сама. Ей это было бы сложновато!В глазах курчавого мускулистого продавца требухи столько непонимания, что я закрываю свои, дабы избежать головокружения.— Я не понимаю, как это могло случиться, — уверяет он.— Где вы храните ваш ливер?— В холодильных камерах в подвале.— Вы оставляете их наваленными в корзинах?— Нет, раскладываю по полкам…— То есть корзину вы наполняли сегодня утром?— Ну да. Самое позднее два часа назад… Я был вместе с моим работником, он может вам подтвердить.— Ладно, вы подняли груз. А что было потом?— Потом… Ну, он пошел за остальным… У нас столько товара, что приходится делать несколько ездок.— Получается, что человеческую голову подсунули к скотским уже здесь?Его глаза вылезают из орбит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33