Даю ему запрошенную отсрочку. Берю пользуется моментом, чтобы заказать себе сандвич, а я иду звонить в “Серебряный берег"Бертье…Старуха за стойкой по-прежнему на своем посту. Можно подумать, что она проводит там круглые сутки!Она подзывает моего коллегу.— Добрый вечер, господин комиссар, — почтительно здоровается он. Ничего нового. Та молодая женщина действительно попыталась выйти, но я попросил ее оставаться в ее номере, и она не настаивала…— Кретин! В настоящий момент ваша киска находится на улице Токвиль в виде жмура… Спросите у дирекции, есть ли в гостинице второй выход… И подучитесь вашей профессии!Я вешаю трубку, оставив его сгорать от стыда. Берю доканчивает свой сандвич. Без зубов!— Ты похож на боа, — замечаю я.— Что поделаешь, — извиняется он. — Волнения разжигают во мне аппетит.— Ты роешь себе могилу зубами!— Это менее утомительный способ, чем все остальные, — смеется Толстяк. — И не говори мне о зубах: они у меня в кармане!— Ну, ребята, в путь, на вокзал! Мои партнеры со вздохом встают. Глава 12 В камере хранения Лионского вокзала начинается большой шухер.Служащий, судя по его припухшим зенкам, до нашего появления дрых между двумя чемоданами.Мы ему объясняем, кто мы и что ищем. Тогда он протирает моргалы, прогоняя последние остатки сна, и сам организует поиски. Мы решаем обращать особое внимание на самые большие вещи и пускаем в ход свое обоняние, которое у простых смертных обычно развито слабо.Если б вы могли нас видеть, ребята, то купили бы билеты на это представление! Пинюш на четвереньках обследует нижние полки. Он нюхает на Манер собаки-ищейки, и его глаза двигаются в такт движениям его носа. Берю просто приклеивается своим хоботом к чемоданам, лежащим на полках. Он глубоко вдыхает, закрывает глаза, качает головой и переходит к следующему. Что же касается меня, то я действую иначе взвешиваю чемоданчик, прежде чем к нему принюхиваться. Я знаю, сколько может весить человеческое мясо!Вдруг Толстяк издает дикий вопль:— Тут, ребята!Мы подбегаем. Речь идет о деревянном ящике размером со средний чемодан. Воняет он так, как все бойни Ла Вилетт в жаркий день.Замка на нем нет, а два ремня, закрывающие его, мы расстегиваем без труда. Нашим взорам предстает залитое кровью белое белье. Страшная вонь усиливается.— Мы нашли, что нужно! — предупреждает Пино.— Спасибо за информацию, — усмехаюсь я. — Надо залепить ноздри воском, чтобы не понять это.Берю своими толстыми пальцами, не знающими отвращения, раздвигает белье, и мы можем сколько душе угодно восхищаться огромным тухлым окороком…Нашему разочарованию нет границ…Ситуацию лучше всех резюмирует опять-таки Толстяк:— Дать протухнуть такому кусищу, в то время как бедным индусам нечего жрать! Какой вандализм!Мы закрываем ящик, прежде чем продолжить наши поиски, но они ничего не дают.Четыре часа утра; мы совершенно вымотались. Мою башку пилит ужасная боль; в глазах рябит.— Буфет открыт? — спрашивает Берю служащего.— Да…Толстяк серый, как английское утро. Он смотрит на меня своими глазами, тусклыми от идиотизма и усталости.— В этот час, — говорит он, — я предлагаю ром с лимонадом. Это прочищает мозги!Мы покорно следуем за ним. В буфете дремлют несколько солдат, парочка влюбленных трется мордой о морду. Берю организует пир. Поев, мы, скрестив руки на животе, медленно погружаемся в размышления, которые являются прихожей сна.Первым, через довольно большой промежуток времени, слово берет Пино. Он рыгает (из-за выпитого лимонада) и после этого звукового вступления решает издать более приятные для уха звуки.— Я еще никогда не видел такого дела! — заявляет он.— Я тоже, — уверяет Берюрье. — Ни разу. Не знаешь, какому святому молиться… Все разваливается в руках… Он секунду размышляет.— Тонио, ты уверен, что Греноблец говорил именно о Лионском вокзале?— Естественно!— А если он тебя наколол? Я пожимаю плечами.— Он подыхал. Ты думаешь, в такие мгновения хочется врать? Ему было проще промолчать!— Согласен, но где здесь можно спрятать труп без головы? Кроме камеры хранения негде…Он хочет сказать что-то еще, но я заставляю его замолчать почти римским жестом.Я начинаю говорить сам, не для того, чтобы просветить моих помощников, а чтобы разобраться самому.— Кажется, мы мало рассуждали об этой истории.— Не понимаю, чего тебе надо, — заявляет Пино.— Помолчи, мумия!Он сжимается на стуле и начинает дергать себя за ус.— Да, мы недостаточно копались в “как” и “почему”… А надо было бы…Толстяк кладет на стол свой похожий на дорожный столбик палец.— Первое? — просит он.— Первое: Турок и Греноблец замочили неизвестного нам типа, от которого мы нашли только голову, по неизвестному нам мотиву.— Записываю, — говорит Берю.— Второе? — спрашивает Пино.— Этот тип не здешний, поскольку никто его не опознал, — Это мы знаем!— Помолчи. Я продолжаю:— Надо связать факт, что этот человек не местный, с тем, что мы находимся на вокзале…— Не понимаю, — уверенно объявляет Берюрье.— Для тебя это обычное явление. Я хочу сказать, что, если это приезжий, он мог приехать на поезде…Пино кивает своей головой страдающей запорами крысы:— Логично.Я прочищаю горло. Сон и усталость гудят в моем котелке, как вентилятор в пустой комнате.— Можно себе представить такой сценарий: двое блатных должны были ликвидировать типа, приезжающего на поезде… Они засекли его при выходе из вагона и свели с ним счеты на вокзале.— На вокзале? — подскакивает Берюрье, не верящий в неправдоподобные вещи.— Предположим!— Давай предположим, — соглашается мой пузатый товарищ. И добавляет с ехидцей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33