Суолайнены как ушли с зарей на поле, так и не возвращались — полдневали там же, где и работали. Мирко с Ахти тоже принялись трудиться. Хотя занимать гостя домашней работой и не к лицу хозяевам, но Мирко и слушать ничего не захотел, сразу дав понять, что сидеть сложа руки не намерен. Скоро Ахти убедился, что Мирко не только из лука метко бьет, но и дрова колет, как щепу, и огород для него — дело привычное. Одним словом, трудились оба на славу.
Тяжесть, морока душевная схлынули, да не заменились ничем: Рииты не было рядом, а посему земля была пуста, несмотря на наличие на ней лесов, болот, Сааримяки и самого Мирко. Душа его еще не привыкла к таким поворотам судьбы, и потому наступило какое-то бесчувствие, словно он спал долго и без снов, а после очнулся в абсолютной темноте, и не мог понять, какое вокруг время и где право и лево. Хотя он не смыкал глаз, почитай, третьи сутки — и какие сутки! — спать не хотелось совсем. Внутри словно мельничное колесо закрутили и все торопили — быстрее, быстрее. Что быстрее? Куда?
Меж тем день стал плавно переходить в вечер, работы в поле заканчивались, и пора было идти опять к Суолайненам.
Дом у родителей Антеро был попроще, чем у Виипуненов: не было каменного основания, не было горницы, да и сама изба была поменьше, зато резьба ее украшала такая, что глаза разбегались: охватить, осознать целиком весь узор было невозможно. Каждая мелкая деталь его была сама по себе превосходна, одно неуловимо переходило в другое, другое в третье, все это как-то объединялось, сплеталось, вновь разделялось, и вот уже терялось то место, откуда начал, и хотелось начать заново, думая: вот уж теперь поймаю! Ан нет — на третьем шаге все опять рушилось и зачиналось наново.
«Какой это затейник такое изобразил? — подумалось мякше. — Не иначе как дед Тойво».
Хозяева уже вернулись — возле бродили пестрые куры, а в хлеву блеяли овцы. По двору еще разгуливал большой пес — рыжая кудлатая дворняга с огромной лобастой головой и черной пастью, полной острых белых зубов. От собаки их отделяла — смешно сказать — низенькая слега. Памятуя, что хорошая собака — а в Мя-кищах, по крайней мере, плохих не держали — никогда не пойдет без дозволения хозяина за установленные им охраняемые пределы, подойти к калитке Мирко не опасался. Пес, к его удивлению, не залаял, а стоял напротив, шагах в десяти, помахивая хвостом и посматривая на мякшу хитрыми блестящими глазами: не поймешь, то ли приласкаться хочет, то ли — в горло клыками.
— Входи, не бойся, — деловито сказал Ахти. — Это Кууси, он не тронет.
— Тебя, может, и не тронет, — усомнился Мирко, — а вот со мной мешкать не будет. Иди, зови Йорму Тойвовича да не забудь упредить, с чем пожаловали.
Ахти ступил на двор, и хотя рыжий Кууси действительно признал его, парень держался все ж весьма аккуратно, а на протянутый на ладони хлеб Кууси даже ухом не повел — видать, хорошую трепку получил некогда за подобное чревоугодие.
Ахти заглянул в избу, но там никого не было, тогда он пошел за дом. Через некоторое время хиитола появился снова, а рядом с ним был крепкий широкоплечий мужчина в шапочке, скрывавшей лысину, лицом — совершенный полешук: нос с горбинкой, усищи длинные, аж свисают на концах, лоб высокий, виски вдавленные, а глаза — как у ребенка. По виду его никак нельзя было сказать, что три дня назад из дома ушел единственный сын. На левой руке у Йормы был обруч, плетеный из бисера, почти такой, как на руке у Рииты, но, приглядевшись, Мирко понял, что рисунок все же иной. Видно, сейчас Йорма работал топором — к штанам пристали мелкие щепочки и другой деревянный сор. Рубаху он не надел — так и вышел голый по пояс. Значит, все же спешил узнать про Антеро. В который раз за сегодняшний день Мирко знакомился.
— Здравствуй, Йорма Тойвович! Густой тебе стружки! — Здравствуй-здравствуй, Мирко Вилкович! — ухмыльнулся приветственно Йорма. — Кууси, гость! — скомандовал он псу, тот мигом понял, подошел чинно, помахивая хвостом, к Мирко, взял осторожно зубами за рукав и повел во двор. Подведя его к хозяину, Кууси уселся слева, ожидая всегдашней похвалы.
— Справный пес! — похвалил мякша собаку.
— Умен, умен, — согласился Йорма, поглаживая собаку, — но и хитер, как лиса. Ладно, гуляй. — Пес отошел и улегся прямо в пыль, с любопытством глядя на суетливых квохчущих куриц. — Что ж, Мирко, знаю, с чем пожаловал. Пойдем, на завалинку присядем, да и расскажешь, что там Антеро да как.
— Да рассказывать-то особо нечего, — растерялся немного мякша от такого легкого и безмятежного приема. — Встретились мы с ним пару дней назад, на болотной островине. — И Мирко в третий раз — как раньше для Ахти и Хилки, пересказал события позапрошлой ночи. Подробно описал все, связанное с голубой бусиной, не приминув показать ее отцу Антеро. Неслышно подошла и стала рядом, слушая, невысокая, но статная и красивая еще женщина в рогатой кике и глухой черной поневе. Лицом жена Йормы — Кюлликки — была чистая хиитола, а одевалась, как женщины из полешуков. Глаза только у нее были не холодные, как у хиитола, а живые, добрые. Мирко прервал было речь — поприветствовать ее, но она поднесла палец к губам — тихо, мол, потом!
— Ну, сдается мне, это добрый знак, что Антеро тебя в пути повстречал да на сокровище свое напоследок полюбовался, должно оно ему сил да смысла прибавить, — раз-думчивомолвил Йорма. — А знак тот, — он опять ухмыльнулся в окладистую бороду, — это верно. По осени как-то, лет пять назад, взбрело ему в голову знак тот на гранитной стене высечь. Мой отец тогда еще жив был, говорил, пусть, мол, будет чему противостоять тому камню поганому — мимо него ведь шли, коли с севера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157