Что я один противу всех поделаю? Нет, ну это ж надо! Девчонка в поневу едва вскочила, а он?!»
— Правду сказать, — продолжил Прастен, — с виду-то она на все осьмнадцать. Свенельдов ратник, Актев, молодой да ладный, к нам на двор захаживал, гостинцы дарил, даже гривну золотую преподнес. Да все равно он всерьез свататься не станет, да и такой жених — не подарок.
— А ты почем знаешь, что не станет? — возразил Мирко. — Ратный человек себе всюду хлеб добудет, а уж Етону отпор всяко даст, коли узнает, что тот у него невесту умыкнуть задумал.
— Его ж потом Свенельд с Етоном со свету сживут, — покачал головой Прастен.
— Ну, так воину проще обратно на Вольные Поля податься. Это не воевода, обратно примут.
— Может, и есть в твоих речах правда, а это все дело долгое, — заключил Прастен. — Сватовство, то да се, лады-пересуды. А срок, он близенько — два месяца осталось.
— А у схода попросить нельзя — до поры? Сход ведь точно дочь взамен не потребует, — придумал Мирко еще.
— Ходил я к старосте, — отвечал Прастен. — «Нет, — говорит, — не буду я на такое дело сход собирать. Сам занимал, сам отдавай». Он тоже побаивается всех, кто Свенельду прислуживает. Ради себя, может, и сделал бы чего. А ради меня — нет, не будет.
— Неужто в селе больше богатых мужиков нет, опричь Етона? — поинтересовался Мирко. — Есть, верно, такие, кому он тоже, как кость в горле. Или по соседям добрым пойти наскрести? Ари Латикайнен, тоже из лодочников, слышал я, человек хороший. Я к нему и направляюсь.
— Так ты Ари Латикайнена знакомец? — с новым любопытством поглядел на Мирко Прастен.
— Да нет, — смутился Мирко тем, что стал предлагать Прастену услуги человека, коего и сам ни разу не видел. — Вверх по Смолинке на острове один колдун живет, очень мудрый старик. Вот он меня и надоумил Ари здесь найти, чтобы он помог мне на корабль сесть да к Радославу спуститься. Я ведь, видишь, не один — с конями. На торг их поведу в Радославе.
— Спрашивал я и у соседей, — молвил Прастен. — Туда-сюда, три четверти коня набрать можно. Больше не выйдет. А богатые наши мне в долг не дадут — боятся: кто деньги зазря потерять, а кто и Етона страшится. А к Ари лучше и не ходи — колдун он, с нежитью речной знается, оттого и не трогает его никто, и достаток у него всегда, не то что у иных, кто на реке трудится. Он и с водяным якшается, и с омутником, и с русалками тож…
При упоминании о русалках Мирко будто кто взял отсюда, с места слияния Хойры и Смолинки, да и отнес обратно, к лесному озеру. Он уж думал, что злобные создания, с которыми он повстречался в последние дни, и кровь, через которую пришлось перейти, напрочь выжгли в нем самые сладкие воспоминания той ночи. Думалось, что никогда уже не почувствовать, будто наяву, ни ласковых рук Рииты, ни горячего тела, ни пушистых зеленых волос. Думалось, что останется только смутное чувство: да, было такое, но давно забылось. Оказалось, не пропало ничего. Все он помнил: и как стояла на берегу ветла, и даже то, сколько прозрачных зеленых шариков в бусах Рииты.
Воротясь к ночному костру, Мирко задумался: стоит ли вообще в это дело ввязываться? Врага-Етона он уже себе нажил. С конями да в одиночку, в чужом месте, где все этого Етона как огня боятся, да еще и Ари Латикайнена за черного волхва почитают — вот уж дал Реклознатец проводника — что он может сделать? Если даже он положит Етона и двух его охранников (еще неизвестно, что это за парни: вдруг они не хуже Мирко боем владеют?) — дальше что? Изловят его, как мышку, да и приколют тут же к забору, как разбойника. Девицу он, может статься, и выручит, но надолго ли? Прастен, несмотря на свое дородство и силу, казался каким-то квелым, неприкаянным, как и сам Мирко год назад, до того разговора в ночном с дядей. «А что, — подумал мякша, — может, не случись той беседы, я бы вот так и остался в Холминках сидеть, и вырос бы из меня такой вот Прастен?»
Все равно следовало опасаться Етона: тот, конечно, затаил на него злобу после тычков, которыми мякша учил его вежеству и обычаю. Так что лучше всего завтра, по возможности незаметнее, оставить Устье. Но девушку все ж было жаль, хотя, если подумать, ничего особенно страшного ей не грозило, если, понятно, Етонне окажется и вовсе скотом. А он вполне мог оказаться именно таким. — А коня здесь продать можно? — спросил Мирко, не совсем уверенный в том, что хочет сделать это. — Я тебе недостаток ссужу, а поквитаемся потом когда-нибудь. — Он подумал о том, что так пока и не знал, как зовут девушку. Может, это и к лучшему: знание имени обязывало, а Мирко покуда вовсе не хотелось быть чем-то обязанным ни увальню Прастену, ни его несчастной дочери. Так вот, он подумал, что девушку вряд ли ждала завидная судьба в отцовском доме. И вряд ли у ней оказался бы хороший жених — без приданого-то!
— Коня? — Прастен уставился в небо. — Да нет, вряд ли. В Устье коней хватает, а купцы здесь все речные — зачем им кони? Да и мало сейчас торговцев. Тебе если кто и поможет, так только Ари со своими чародействами. А лучше бы ты и не ходил к нему. Мирко не стал возражать, а только руками развел:
— Ладно, коли так. А про коня все ж подумай. Утро вечера мудренее. Кони у меня славные — вороной и гнедой, Белого не продаю. — Мякша помолчал немного и спросил: — Прастен, а жена у тебя есть?
— Была, — отвечал тот, с кряхтением поднимаясь. — Померла три года как.
— А детей сколько? — Мирко тоже поднялся и принялся устраивать себе ночлег из рогож и вотолы.
— Четверо, — отвечал Прастен. — Дочери две старшие — Рынедь, про нее и речь, вторая. Сын еще и младшая дочка. Да вот сестра безмужняя осталась, а у нее мальцов двое — Брунко и еще один, помладше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157