Но всегда ли человек в своей индивидуальной природе гармонирует с целым? Сущее оппонирует должному. Жизненные обстоятельства зачастую вызывают дисгармонию, от чего проистекают все беды индивида и все зло. Подчинение интересов Целого интересам малых частиц ведет к разрушению благоустроенного строения мира (129, 145).
Так как направление поиска Шефтсбери – должное, противопоставленное актуальным и достаточно распространенным дисгармониям человеческих способностей, он постоянно призывает сохранять идеальный оптимум строения человеческого духа. Это достигается неустанным стремлением к равновесию страстей, что не менее важно, чем равновесие сил в политике, коммерции, собственности, к чему призывал автор «Океании» Гаррингтон, задача, которая Шефтсбери казалась не такой уж невыполнимой, поскольку он уже не воспринимал коловращения жизни так драматично, как участники и очевидцы революционных событий.
Итак, микрокосмическая задача гармонизации ума, чувств, души и страстей – путь к добродетели. Но ее можно решить только в обществе. Шефтсбери не может принять гипотезу о войне всех против всех в естественном состоянии. Если человек мог обходиться без общества и в общество его загнали силой, против его воли, то естественное состояние будет мало чем отличаться от общественного. Неуживчивость человека действительно превращает естественное состояние в войну всех против всех. Но нужно ли противопоставлять эти два состояния друг другу? Не удовлетвориться ли формулой Аристотеля: человек – животное общественное?
Что же называть естественным состоянием? Это, считает Шефтсбери, ни в коей мере не первобытное состояние, так как оно не могло бы долго продолжаться, человеческий род не выдержал бы такой жизни. Но это состояние нельзя назвать и общественным. Люди были дикие, но жили не отдельно друг от друга – вот каково было их естественное состояние. Не будь товарищества и общежительности эти особи не смогли бы выжить. Биологическая несостоятельность человека, слабость и хрупкость человеческого тела (опыт Шефтсбери по этой части был весьма специфичным, возможно, он судил о физических качествах человека интроспективно), долгое и беспомощное состояние младенцев требует продолжительного ухода и обеспечения. Все это противопоставляется унизительной для человека гипотезе Гоббса. Шефтсбери протестует против абстрактного подхода к человеку, представлений человеческого общества в виде чудовищных драконов и левиафанов и всяких пожирателей и поглотителей. Слова "человек человеку – волк" унизительны для человека и для волка, ибо волк относится к волку по-доброму и с любовью. Шефтсбери демонстрирует свое превосходство в знании зоологии, но, увы, проигрывает Гоббсу в знании общественной жизни. Его подход абстрактен и ориентирован на должное, ценностную идеализацию.
Абстракция Шефтсбери избавлена от грубых эмпирических подробностей. Он исходит из идеально гармоничного целого – Макрокосма. Смысл Целого кроется в нем самом, а не в его элементах. В принципе и микрокосм – человеческая природа (прозрачен и исчерпаем познанием до дна. Нет ничего в человеке, что нельзя было бы познать, установить и описать.
Для номиналиста Гоббса целое вторично и составлено из частей. Образование Целого (умственная операция и сводится к сложению единиц, поэтому Целое есть простая сумма единиц. Целым "может называться только то, что постигнуто нами, как состоящее из частей и поддающееся разделению на части" (46.I, 142–143). Напротив, Шефтсбери в духе кембриджских платоников полагает, что план и замысел Целого предшествует осуществлению его в частностях.
Гоббс, начиная с единичного человека и устанавливая в нем приоритет частного интереса, констатирует и преобладание приватных мотивов в обществе в целом. Общественные интересы сталкиваются с частными интересами, но в большинстве случаев люди отдают предпочтение своим интересам, ибо страсти людей бывают обычно сильнее их разума. Общие интересы выигрывают там, где они органично переплетены с частными. Такова диспозиция частного и общественного по Гоббсу.
Что может ей противопоставить Шефтсбери? В действительности – ничего факты за Гоббса. Но потенциально кое-что можно сделать. Для этого нужно оспорить природное соотношение разума и страстей. Шефтсбери использует этот шанс, вкладывая в уста одного из участников диалога «Моралисты» оду воздержанности, помогающую общественному интересу одолеть частную корысть. Наконец, страсти можно окультурить и сделать невозможными их брутальные и турбулентные эксцессы.
К выполнению этой задачи и приступает Шефтсбери, начиная «сборку» нового оптимального механизма духовного устройства человека. Этот механизм должен быть настроен в унисон с гармонией Макрокосма, в коем царит в небесах и на земле порядок и совершенство.
Конструирование идеальной природы человека по-новому ставит вопрос о фактической деформации его конституции. Досконально ли мы знаем реального человека? Не принимаем ли мы сиюминутное за постоянное, ведь нельзя признать нормальным нынешнее предпочтение порока добродетели, ибо это переворачивает весь мировой порядок и упраздняет высшую мудрость.
Пристальное исследование человеческих способностей позволяет Шефтсбери открыть внутренние чувства, которыми дотоле пренебрегали. Главные среди них чувство прекрасного и моральное чувство. Они немедленно реагируют на изящество и гармонию и отличают превосходное и приятное по форме, уравновешенное и восхитительное от бесформенного и безобразного, жалкого, ненавистного и презренного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112