Конечно, Хатчесон отдавал себе отчет в том, что возникшая государственная власть и политическая жизнь были порой очень далеки от идеала, но вместе с тем критиковал Гоббса и Пуфендорфа за их превратные представления о бремени власти и опасностей, исходящих от нее, как будто это ее постоянные и неизменные атрибуты.
Хатчесон отстаивает версию о непорочном зачатии государственного правления. Только добровольное заключение договора, определившего права и обязанности правителя и подданных – естественный (на деле он возможен как сверхъестественный. См. Ветхий завет) путь образования государственной власти, некое сознательное деяние, а именно соглашение людей.
Договор должен основываться на трех актах, принятых всем народом. 1. Соглашение или договор каждого со всеми остальными о том, что они объединяются в одно общество или организацию и будут управляться в интересах всех одним органом. 2. Декрет или проект, принятый всем народом о формах или организациях власти и о лицах на это уполномоченных. 3. Взаимное соглашение или договор между таким образом назначенных правителями и народом. Правители обязуются честно исполнять властные функции, подданные обязуются беспрекословно им повиноваться (213.В.3, 227).
Хатчесон признается, что не во всех конституциях содержатся эти три главных пункта, но в наилучших они всегда присутствуют. Оправдание, как пережиток эмпиризма, совсем излишне, так же как не нуждается в нем и нынешний исследователь умопостигаемых условий справедливости Д Роулс.
Верность абстрактному принципу должного приводит к неразборчивости в средствах достижения идеала. По его гипотезе, предвосхищающей миллевскую о просвещенном деспоте Акбаре, если какой-нибудь предусмотрительный и практичный законодатель, обладающий достаточной вооруженной силой, насильственно установит схему власти, по-настоящему эффективную для общего блага недалекого, полного предрассудков народа, который вовсе не собирался сам установить у себя такое правление, хотя по зрелому размышлению согласился бы с ним, то следует признать, что данный правитель действует с совершенной справедливостью, хотя и в экстраординарной манере, поскольку это поведение в целом имеет тенденцию к большему благу. Тогда как народ, распоряжаясь самолично своей судьбой, вследствие своей недальновидности и предрассудков, стал бы несчастным. Станет ли он счастливым под мудрым руководством, у Хатчесона не вызывало особых сомнений.
Как видим, Хатчесон ставит принципиальную, но, пожалуй, еще не развитую в постановке, проблему насильственного осчастливливания людей и его мотивирования. Что на него подействовало? Непродолжительный опыт Унии в захудалой, полудикой Шотландии с просвещенными и продвинутыми англичанами, Унии, к тридцатым годам еще не давшей ощутимых положительных результатов? Или к такому социальному эксперименту (мысленному, все же) Хатчесона привела логика утилитарной целесообразности, еще не осознанная автором Системы моральной философии, но уже выработавшего безусловный принцип наибольшего счастья, наибольшего числа людей. Или он все же предчувствовал грядущее шотландское чудо, одним из инициаторов которого в культуре он был? Оптимистическая тональность его философской антропологии склоняет к последнему предположению.
Как правоверный виг, поклонник политической философии Локка, Хатчесон оговаривает условие успеха такой акции. Она не может осуществляться абсолютной монархией, так как ее цель не общее благо, а единоличная власть и, кроме того, неограниченный абсолютизм не имеет другого иммунитета против произвола, несдержанности верховной власти, кроме доброй воли.
Хатчесон допускает возможность у подданных расторгнуть договор с правителями, если они убедились в ошибочности избранного пути, и настаивать на введении новой модели политики. Имеется ли в виду революционный путь, опробованный в Англии в прошлом веке? Или есть другой (мирный, эволюционный путь? Конкретные предложения не по его части и Хатчесон о них ничего не сообщает.
Продолжая рассмотрение процесса укрупнения общества, Хатчесон естественно приходит к образованию многих обществ и отсюда к международному сообществу или сосуществованию различных государств. Теперь общество или государство будет восприниматься как одно лицо, имея свои права и обязанности, отличные от тех, которыми обладают его индивидуальные члены. Так оно может иметь собственность и различные права, например право заключать договора, которые не могут заключать отдельные юридические лица. Но как индивид общество, будучи монолитным юридическим лицом, должно отныне воздерживаться от нанесения вреда либо индивидам, либо другим обществам, соблюдать верность договорам, правила гуманного поведения и т. п. Государство как олицетворение единства нации это опять-таки образ должного. Сам Хатчесон признает, что издревле и по сию пору в принятии политических решений не участвует чуть ли не 4/5 общества.
Согласно СМФ хорошее политическое устройство предполагает мудрость в поиске подходящих средств или мер для достижения общего интереса и неукоснительность и отсутствие проволочек в реализации этих мер. Необходима также согласованность различных ветвей власти, в противном случае разделение властей может сыграть с государством злую шутку, как это было в древнем Риме, когда сенат и народное собрание оказались в оппозиции к законодательной власти. То же самое происходило в средневековой Европе, когда церковные власти издавали законы независимо от гражданских властей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112