Зуммер надрывался по-прежнему.
— В карманах посмотрите, — с непроницаемым лицом посоветовал охранник.
Прохоренков послушно засунул руки в карманы и покачал головой.
— Снимите пиджак, — начиная нервничать, приказал страж.
Прохоренков тяжело засопел, стаскивая пиджак, под которым обнаружился довольно теплый, вытянутый свитер.
— Не жарко вам, Яков Палыч? — усмехнулся Андрей.
— Нет, — огрызнулся тот и повернулся к охраннику: — Может, мне еще и разуться?
— Можно, — разрешил он.
— Штаны снимать не буду, — заявил старик, после того как стащил ботинки, а металлоискатель все продолжал пищать.
— И не надо, — хихикнул Андрей, — только стриптиза нам тут не хватало.
— Хватит, а, — попросила я коллегу, хотя сама разделяла его чувства. Париться здесь в ожидании этого чудака уже надоело, нервы у всех были на пределе. И это в день подписания договора! Ну почему именно со мной случается всегда нечто подобное? Почему этот Прохоренков не достался кому-то другому?
— Ладно, повернитесь-ка, — отдал приказ охранник и провел пару раз какой-то штуковиной вдоль и поперек старика. Штуковина тоже запищала.
Охранник развел руками.
— У нас договор, мы деньги пришли забирать и класть одновременно, — засуетился Андрей, испугавшись не на шутку. Я, признаться, была почти в отключке. Надо же, сделка прогорит только из-за того, что у старика где-то металл завалялся. Его самого на металлолом пора за такие шуточки! У него, может, пуля еще с Первой мировой в печенках застряла, а мы тут мучайся!
— Ладно, — сжалился охранник спустя несколько минут, в течение которых мы все стояли неподвижно и с постными лицами, — пойдемте, я провожу вас.
Дионисиус встретил нас без восторга, выразительно покосившись на часы. Я устала извиняться, поэтому промолчала. Достали паспорта, еще раз сверили документы, служащий пресным голосом прочитал договор. Вот сейчас еще съездим в департамент, и прощайте, Яков Палыч с КГБ, Трофимыч с буйными воспоминаниями, Дуня с кучей денег.
Десятки людей проходят сквозь мою жизнь, наследив, будто невоспитанные школьники. Мне остаются скомканные купюры и чужие запахи, чужие, безответные вопросы, чужие голоса, которые иногда будят меня среди ночи. Иногда моя хорошая память мне ни к чему.
…Последовал круг подписей, потом еще один. Дионисиус направился к сейфу. Наконец, когда мы вышли из банка, я закурила. Жадно затягиваясь, слушала, как шумят вокруг мужики.
— Ну что, теперь к нотариусу, — весело объявил Андрей, и мы дружной толпой двинулись к департаменту. Благо было недалеко.
— Мариночка, — позвал меня Прохоренков и шепотом спросил, когда я приблизилась: — А как вы думаете, они догадались, что у меня звенело?
Я во все глаза уставилась на старика. Тот бесхитростно ткнул себя в грудь кулаком и тихо-тихо сказал:
— Бронежилет. Я у своего бывшего соседа позаимствовал.
— О господи! Украли, что ли? Яков Павлович скромно потупился:
— Поносить взял. Знаете ведь, каково мне приходится…
А каково мне с этим доморощенным Штирлицем и Джеймсом Бондом в одном лице! Это же надо — бронежилет!
После удачного и насыщенного трудового дня я позволила себе расслабиться: залезла в ванну, рядом положила томик Франсуазы Саган, стакан сока и сигареты. Не знаю, сколько я так пролежала, когда раздался звонок телефона. Так поздно могла позвонить только мама, а с ней разговаривать не хотелось. Думать о том, что это уже Горька соскучился, я себе запретила. И так все было слишком хорошо сегодня утром, я боялась спугнуть эту нечаянную радость, боялась надеяться. Но все-таки вышла из ванной и, оставляя на кафеле мокрые следы, прошлепала в комнату, ожидая услышать любимый голос.
— Да?
— Марина Викторовна? Здравствуйте, это Анжела.
— Какая Анжела? — не стараясь скрыть разочарования, протянула я.
— Грушевская, дочь Виктора Владленовича.
Да-с, неспроста я все время забывала, как его зовут. С Грушевским вообще все было непросто. То он продает квартиру, то не продает. То согласен на все условия, то снова начинает торговаться. И что интересно, как только я даю ему понять, что окончательное решение за ним, этот старый зануда начинает доставать меня, названивая каждый день и требуя совета.
— Что вы хотели, Анжела? Неужели, ваш папа согласен наконец-то внести залог?
— Нет. — Девушка всхлипнула.
Мне было очень легко ее понять: папа-тиран никак не желал дать дочурке свободу, а с другой стороны квохчущая мамаша стремилась выдать ее замуж повыгоднее. Тут не то что всхлипнешь, тут впору навзрыд плакать.
— Успокойтесь, Анжела. Вашему папе просто требуется время, пусть подумает еще, все тщательно взвесит…
— Папа умер, Марина Викторовна.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, подберем подходящий вариант…
На том конце провода разрыдались, и до меня наконец дошел смысл Анжелиных слов.
— Господи, извини, пожалуйста, — от неожиданности я перешла на «ты», — Анжела, ты слышишь меня? Не плачь, я сейчас приеду. Прямо сейчас, немедленно.
— Не надо сейчас, — сквозь рыдания услышала я, — давайте завтра с утра поговорим.
Я молча повесила трубку и опустилась на постель, не замечая, что с волос льется вода. Ничего особенного не произошло, уговаривала я свое обезумевшее сердце, барабанящее в грудную клетку. Люди умирают, это случается. Да кто тебе этот Грушевский, в конце концов, спрашивала я себя и, вопреки всему, задыхалась от рыданий.
Какой-то посторонний звук проник в мое сознание, распахнулась входная дверь, и я бросилась в объятия Егора.
— Ты извини, я взял без спроса запасные ключи, — сказал он, — хотел тебе сюрприз сделать. Ты не ждала меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80