В детстве я была лишена этого — вот так поваляться рядом с сестрой, шутить, вспоминать проказы и придумывать новые. Наверное, с подругами такое тоже случается, но у меня не было ничего похожего. Я чувствовала сейчас себя маленькой девочкой, доверяющей страшные секреты своей однокласснице.
— А как твоя мама относится к Егору? — вдруг спросила Лика.
Мне вспомнился наш последний разговор, слезы на щеках матери и мое желание ударить ее побольнее. Стало нестерпимо стыдно, но теперь я не боялась этого стыда, не глушила его самоуверенностью и цинизмом.
— Она хочет, чтобы я была счастлива, — сказала я.
— Моя тоже. Но у них ведь свое представление о счастье, я поэтому и не рассказывала маме о Журавлеве.
— А папе ты бы рассказала?
— Наверное, — ответила задумчиво Лика.
— Подаришь мне его фотографию? У меня ни одной нет.
— Обязательно.
Утро было заполнено суетой. Лике нужно было в институт, сдавать экзамен, а я торопилась на встречу с клиенткой, хозяйкой двушки в Отрадном. Было непривычно сталкиваться в ванной, видеть в зеркале свою юную, будто пропечатанную на глянцевой бумаге копию. Мы улыбались друг другу глазами.
— Марин, у тебя черный карандаш есть? Ну или коричневый?
— Не-а.
— А светло-коричневый?
— Да нет.
— Ты что, косметикой совсем не пользуешься?
— Редко. Вон тени валяются, помада есть. И пудру мне мама подарила недавно. Бери, если хочешь.
Лика посмотрела на меня внимательно.
— А я даже не представляю, как без краски на свет выходить. Как будто голая.
— По-твоему, я голая? — хихикнула я.
— Нет, но какая-то бледненькая. Тебя ведь если накрасить, королева получится.
Я всплеснула руками:
— Да брось, это ты загнула!
— Вот эти морщинки можно пудрой замазать, глаза поярче выделить. А брови ты не выщипываешь?
— Иногда, — нахмурилась я.
— Оно и заметно. Отрастила бог знает что! Смотреть страшно.
— Не смотри, — огрызнулась я, чувствуя нарастающее раздражение. Мама тоже пыталась раньше привести меня в порядок, да и Лелька любила поэкспериментировать с моим лицом, но потом обе привыкли к тому, что есть. После моей встречи с «колдуньей» я напугала всех: свое прежде девственно чистое лицо стала покрывать слоем косметики, да такой яркой, что издали была похожа на попугая. Но сейчас мои бледные щечки вдохновляли ее на подвиг.
— Нет, правда, давай из тебя красотку сделаем.
— А так я, по-твоему, совсем чудовище?
Сестренка настороженно, исподлобья смотрела на меня, решая, обиделась я или разыгрываю ее. Я прыснула, и она вслед за мной. Но минуты веселого смеха не поубавили желания Лики сделать из меня человека. Она усадила меня перед зеркалом и, пока в духовке разогревались бутерброды к завтраку, самозабвенно покрывала мое лицо пудрой, щекотала кисточками, что-то там колдовала, одним словом. Я боялась раскрыть глаза и увидеть примерно то же, чего добивалась сама с помощью косметики, — симбиоз дешевой шлюхи и пятиклассницы, укравшей у матери тюбик помады.
— Ну любуйся.
Судя по голосу, Лика была вполне довольна результатом.
Я приоткрыла глаза, потом распахнула шире и смелее. Из зеркала на меня смотрела очень знакомая, но в то же время отстраненная, какая-то чужая физиономия. Было совсем не заметно, что я подкрашена, просто поблескивали глаза и ресницы стали погуще, а еще — тоньше нос, выше и отчетливей скулы, тверже подбородок, соблазнительнее линия губ. И бархатная кожа. Сама я так не умела справляться с пудрой. Да что там, ни с чем из косметики я не умела обращаться.
— Ну, сестренка, ты прирожденный стилист! Я даже вообразить не могла, что несколькими взмахами кисточки можно добиться такого! Не скажу, конечно, что я стала красавицей, но, черт возьми, хороша!
Я вскочила и закружила Лику по коридору. Наш заливистый смех разносился по квартире.
— Да уж, стилист, — вдруг погрустнев, сказала сестра, — быть мне экономистом, хоть и созвучно, а совсем не то.
— Зачем? — удивилась я, исподтишка бросая на себя взгляды в зеркало.
— Мамочка, — лаконично объяснила Лика.
— Отбивайся! — посоветовала я, раскладывая горячие бутерброды на тарелки.
Лика налила себе чаю, мне кофе и стояла теперь, меланхолично размешивая сахар в чашках.
— Все-таки мать. Я ей многим обязана, — задумчиво произнесла она. Но в ее голосе не было откровенности.
— Ты сама знаешь, что говоришь ерунду. Твоя мать тебя достала! Все, кончено, перевози ко мне свои вещи, и привет! И хватит уже мешать этот сахар, у меня от тебя в ушах звенит!
— Вот, вот, — усмехнулась Лика, — а через неделю ты меня вообще возненавидишь.
— Брось, притремся.
— Квартиру надо покупать.
— Ну ладно, квартиру так квартиру, а пока-то можешь пожить? И бросай ты этот институт к чертям собачьим, с твоими руками ты нигде не пропадешь!
— А как же вышка?
— Чего? — не поняла я.
— Надо же получить вышку!
— А… Получишь, получишь, — я рассмеялась, — вот уж действительно, сократили-то как в тему! Высшее образование и правда похоже на вышку: прыг, прыг, допрыгались! На фига оно тебе, а? Лика, ты ведь умная девочка, ты вот на меня погляди, где у меня диплом о том, что я учитель? Правильно, в сортире висит.
— Что-то не видела там ничего похожего, — пошутила сестра.
— Смыло. — Я снова расхохоталась. Определенно, день начинался удачно. Мы обе не делали вид, что ничего особенного не произошло, а на самом деле радовались жизни. Подумаешь, несчастная любовь, подумаешь, ненужная вышка, подумаешь, лживый мальчик по имени Олег, организовавший подставу на пару тысяч «зеленых». Плевать на все это молодым и красивым леди.
Я направлялась к Уклюйко, прокручивая в голове предстоящую беседу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80