, взяв со стола раннее издание Карлейля, уронив и сунув куда попало старательно вложенную мной закладку и положив вытертый, но уже бесполезный том на новое место, в результате чего я, без сомнения, забуду и зачем он мне понадобился, и какую я заложил страницу. А я тем временем продолжал читать вслух:
Мне могут возразить, что огонь не субстанция, а процесс, однако все животные существуют в результате аналогичного процесса окисления горения, для которого их тела служат просто в качестве топки.
— Ну и умник же!
Тем же, которые возразят, что в отличие от живых существ огонь возникает без родителей (ксантики, несомненно, пришли бы в недоумение, увидев, как кто-то чиркает спичкой, и сочли бы это чудом), я могу ответить, что самый первый организм, появившийся на нашей планете, тоже, по-видимому, не нуждался в живом прародителе.
— Книгу эту написал умный человек, а купил ее дурак. Можно подумать, что у вас без нее читать нечего!
В какой момент некоторые химические процессы, происходившие на раннем этапе развития Земли, стали достойны наименования «жизнь», в каковом определении некоторые все еще отказывают огню? Это подобно загадке, о которой пишет Аристотель: ребенок постепенно взрослеет и стареет. Но в какой именно момент он становится «старым», а если такого момента не существует, тогда что означает это слово? Точно так же, если одна песчинка не может образовать горку песка (по-гречески soros), то горку также не может образовать никакое множество песчинок; отсюда название «сориты», которым определяется класс проблем, в число которых, очевидно, входит и зарождение жизни на земле.
— Что ж, Аристотеля я уважаю, — сказала миссис Б., у которой, как ты знаешь, наши многочисленные беседы выработали свое собственное отношение к различным философам, их трудам и их характерам, отношение, которое, как и все вкусы и предпочтения, совершенно произвольно. Если она видит у меня на столе «Богатство народов» Адама Смита, она начинает беспардонно поносить автора, тогда как к Юму испытывает прямо-таки нежные чувства.
«Сориты», напоминаю я миссис Б. Когда рептилия превратилась в первую птицу, когда фырканье и взвизгивание стали первым языком, когда образовались первые слова, подобные тем, которые употребляем мы, и как их научились понимать?
— С вашего разрешения я пройдусь пылесосом по ковру и на этом закончу уборку.
И последнее: так живое существо огонь или нет? Мы вольны ответить на этот вопрос, как мы считаем нужным. Ксантики выбрали определение, на котором была построена вся их философия, вся система мышления, в течение столетий господствовавшая среди тайных сторонников этой секты, пока последняя жертва не встретила смерть со словами: «Пусть мои мысли воспламенят ваши; И пусть моя душа вечно горит в ваших сердцах». В каком-то смысле возможно, что последнего ксантика не существовало вообще.
Перечитав этот отрывок после того, как миссис Б. оставила меня в покое, я заметил, что в нем многое недоговорено. Когда жили ксантики? Где? О единственном источнике, к которому меня отсылали — «Энциклопедии» Жана-Бернара Розье, — я никогда не слыхивал.
Я заглушил голос любопытства во время обеда; миссис Б. подала вкуснейший суп, а готовить супы она была большая мастерица, и к тому же отвлекла мое внимание рассказом о болезни своей сестры. Но миссис Б. ушла домой, и передо мной опять возникла загадка ксантиков, наподобие тех вкуснейших шариков из мяса и картофеля, что я обнаружил на дне своей тарелки, после того как под разговоры миссис Б. о камнях в печени вычерпал всю жидкость.
Я внимательно изучил несколько других книг, которые могли бы иметь касательство к этому вопросу, но не нашел в них ни единого упоминания о ксантиках, а поскольку автор «Эпистемологии и неразумности» сообщает о себе только имя — Ян Мюр, не приводя никаких дополнительных данных, которые помогли бы отличить его от бесконечного множества людей, носивших то же весьма распространенное имя, найти его и узнать, какими источниками он пользовался, представлялось невозможным. Я стал думать, что в этой неуловимости есть даже что-то подозрительное, особенно когда заметил, что в книге нет ISBN; перелистав «Указатель издательств», я к тому же обнаружил, что название издательства, якобы выпустившего эту книгу — «Торус академик», — было просто ширмой для авторского тщеславия. Посему у меня появились основания полагать, что издание этой книги было мистификацией, замшелой ученой шуточкой или методом обнародования очередной заумной теории. Я понимал, что смогу убедиться в несостоятельности своих подозрений, только обнаружив «Энциклопедию» Розье; этого же, как я уже упомянул, мне до сих пор не удалось, хотя я потратил несколько недель на тщательные поиски, которые даже помешали мне написать тебе раньше. Зато я сумел откопать загадку, заинтересовавшую меня гораздо больше, чем история какой-то никому не известной и давно исчезнувшей секты.
Поначалу, однако, я забыл про Розье и ксантиков. Не найдя никаких ссылок на них в имеющихся у меня справочниках, я вернулся к прерванной работе (все это произошло месяца четыре назад, когда я, как тебе известно, писал статью для «Скоте мэгэзин» о памятниках старины в Шотландии). Наверное, я не стал тогда писать тебе об этой загадке, потому что был угнетен постигшей меня неудачей.
И вдруг три недели назад, просматривая индекс только что вышедшей книги, которую я увидел на распродаже и которая была посвящена издательскому делу во Франции XVIII века, я обнаружил в нем имя Жана-Бернара Розье. Я немедленно купил эту книгу.
— Господи Боже мой, еще книжку притащил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100