«...я-а-адь!!!» — и я еще успел удивиться, потому что никогда не слышал подобных ругательств от Бориса, и в ту же секунду что-то темное и большое, как наземная торпеда, врезалось в группу людей по другую сторону «Тойоты», сметая их и отбрасывая в сторону, как березовые чурки. Стук при этом был соответственным.
Наконец «торпеда» с треском сминаемого железа влупилась в столб на обочине и замерла.
Секунду мы приходили в себя, потому что глаза отказывались верить страшному зрелищу.
Всюду на асфальте в районе аварии лежали тела людей — автоинспекторов, медиков, по-моему, даже двух пожарников зацепило. В основном все они слабо шевелились, подавая признаки жизни, но несколько тел лежали неподвижно, и из-под них стремительно растекались лужицы крови.
В их числе был Виктор Полышев.
Не помню, как я оказался около него. Он лежал ничком, и в руке у него все еще была зажата горелка с пучком оборванных шлангов.
— Витя! — сказал я, пытаясь перевернуть его на спину, чтобы заглянуть ему в лицо. — Вить, ты как — живой?
Но он ничего не отвечал, уткнувшись носом — вернее, тем, что от него осталось — в асфальт. Я попытался нащупать пульс, но его не было. Наконец мне все же удалось сдвинуть его с места и перевалить на бок.
И тогда я словно окоченел.
Голова у Виктора моталась, как тряпичная, и вместо шейных позвонков был сплошной кисель. Никакой надежды. Явный труп.
И тогда я вспомнил про то, что убило Полышева.
Это была еще одна «Тойота». Она стояла, стыдливо закрыв лобовое стекло откинувшейся крышкой капота. Дверца водителя приоткрылась, и из кабины выпал молодой парень в кожаной куртке. Без единой царапины и даже не побледневший. Вот только на ногах он держался с трудом, и вряд ли из-за травмы. Просто он был пьян до полной невменяемости.
Мгновенный провал в сознании, а потом я обнаружил, что трясу этого воняющего перегаром подонка за грудки и ору:
— Ты что наделал, гад, а? Да тебя же убить мало, ты понимаешь?!
Он особо не сопротивлялся. Но и вины своей не признавал.
— Я в-вас не видел, — твердил заплетающимся языком он. — He зам-метил... поним-маешь?.. Из-звини, друг...
В руках у меня оказалась какая-то увесистая железяка (потом выяснилось, что это был обломок сварочного агрегата Виктора), и я размахнулся, чтобы размозжить этому членистоногому башку, но подоспевший Старшина успел перехватить мою руку.
— Успокойся, Алик, — мрачно посоветовал он. — Отпусти его. Мы ведь спасатели, а не каратели. Да и не до этого сейчас... Там ребятам требуется срочная помощь.
— Старшина, Виктор погиб, — сказал я.
— Не может быть, — быстро сказал он. — Ты уверен?
— Этот гаденыш превратил его кости в труху! — процедил сквозь зубы я, едва сдерживаясь, чтобы не сделать то же самое с водителем «Тойоты», который, воспользовавшись тем, что я его отпустил, безмятежно извергал содержимое своего желудка на асфальт, согнувшись в три погибели рядом со своей машиной. — И сердце у него не бьется...
Старшина отвернулся.
— Ладно, — сказал он. — Я уже вызвал «Скорую», она сейчас приедет... Пойдем к раненым, Алик.
Мы оказали наиболее тяжко пострадавшим от наезда (автоинспектор, один из водителей — участников первой аварии, двое подростков из числа зевак, вертевшихся на месте аварии, и женщина-врач) первую помощь, хотя, на мой неискушенный медицинский взгляд, она уже требовалась не всем. Например, у автоинспектора была тяжелая черепно-мозговая травма с большой потерей крови, и он умирал. Сомневаюсь, что ему могла бы помочь даже экстренная хирургическая операция. Медичке оторвало кисть руки и размозжило обе ноги — видимо, «Тойота» сначала сбила её, а потом проехала по ней — и она выглядела не лучше автоинспектора, а может, и хуже, потому что, в отличие от него, не потеряла сознание, и ей грозил болевой шок. Правда, она нашла в себе силы превозмочь боль и даже подсказала Старшине, где можно найти антидоты и обезболивающее.
Потом примчалось сразу несколько машин: зачем-то милиция и две «Скорых». Милиция забрала все еще не протрезвевшего водителя «Тойоты», в одну «Скорую» мы с санитарами положили подростков, в другую — пострадавшего водителя и женщину, а автоинспектора, к тому времени явно впавшего в агонию, и мертвое тело Полышева Старшина приказал погрузить в нашу «аварийку».
Я понял это так, что мы повезем их в морг.
Мангул сел за руль, Рончугов — рядом с ним, а мы со Старшиной забрались в кузов. Тела Виктора и автоинспектора лежали рядом, пачкая кровью пол кабины.
Я глядел в изуродованное страшной силой удара лицо Полышева, и внутри меня все больше сгущалась пустота.
Я вспомнил, как однажды Виктор показывал мне фотографию своей семьи — у него была жена и двое детей. Старшая дочка ходила во второй класс, а младшей предстояло стать школьницей в следующем году. Когда-то и я потерял своих родителей накануне школы, подумалось мне. И я знаю, что это такое — расти без отца.
И уж совсем ни к селу ни к городу я подумал, что теперь некому будет бросать дарды в плакат с гордыми словами о профессии спасателя, портя дверь, и что на место Полышева, конечно, придет кто-то другой, но такого специалиста, как Виктор, в отряде не будет, и что я был идиотом, возомнившим невесть что о смерти, в то время как эта паскуда в саване вовсе не думала жалеть людей, а продолжала косить их без разбору, даже тех, кто был призван спасать от нее других...
— Ты чего, Алик? — спросил вдруг Старшина, и я понял, что по моим щекам катятся слезы.
Чтобы скрыть их, я наклонился и потрогал запястье автоинспектора.
— Он тоже умер...
Старшина покачал головой:
— Не говори «гоп» раньше времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151