Я так и уснула с мыслью о ней.Грэхем все же наведался к нам на следующий день и безоговорочно одобрил все действия моей добровольной сиделки. Раны мои, по счастью, не воспалились и быстро затянулись, оставив всего пару шрамов, сохранившихся и по сей день: один — крошечный, изогнувшийся полумесяцем под подбородком, другой — длинный и прямой, напоминающий натянутую струну. Но беда, как известно, не приходит одна. Полностью оправившись физически, я потеряла душевный покой. Ко мне снова вернулись ночные кошмары, и зазвучали в ушах зловещие слова, почему-то произносимые моим голосом: «Он идет за тобой!»Я вздрогнула и проснулась на своей койке, плавно покачивавшейся в противовес бортовому крену корабля, и долго потом не могла сомкнуть глаз. Выходит, бразильцу уже известно, где я. Но как он мог проведать, что мы решили уйти из Вест-Индии в Африку, если об этом пока не знала ни одна живая душа, за исключением членов нашего экипажа? Неужели Бартоломе и впрямь обладает сверхъестественными способностями и может отыскать меня даже на краю света? В густом полумраке каюты слышалось ровное дыхание Минервы, размеренное поскрипывание бимсов и коечных креплений, снаружи доносился убаюкивающий шорох волны, разрезаемой форштевнем и журчащей струей обтекающей борта, но мне за этими повседневными и привычными звуками мерещился другой корабль, весь черный от киля до клотиков и невидимый, словно призрак, уверенно и неутомимо рассекающий морскую гладь в погоне за мной.Я попыталась сосредоточиться и представить корабль-тень и его на палубе. Во сне я все это видела, хотя изображение оставалось смазанным и расплывчатым, как в тумане, но стоило мне проснуться, как оно начисто стерлось из памяти. А вместо него перед мысленным взором возникла длинная вереница вполне реальных судов, чуть ли не ежедневно попадавшихся нам на пути и несущих в своем чреве сотни и тысячи обездоленных и несчастных людей, жизни и судьбы которых были безжалостно перечеркнуты и исковерканы по чьей-то дьявольской воле.Мы курсировали вдоль африканского побережья, ощетинившегося почти на всем протяжении крепостями и замками. В их сумрачных подвалах и подземных тюрьмах томились бесчисленные невольники: мужчины и женщины, матери и дети, братья и сестры. Их гнали к берегу океана в цепях и колодках со всего материка бесконечными караванами. Они брели по пыльным дорогам под палящим солнцем, терзаемые голодом и жаждой, спотыкаясь и падая. Тех, кто уже не мог подняться, оттаскивали на обочину и оставляли на съедение диким зверям. А рядом с изможденными, потерявшими человеческий облик фигурами перед моими глазами неизменно вставали ровные строчки бухгалтерского баланса, аккуратно выписанные круглым детским почерком.— Что с тобой происходит, Нэнси? — донесся из темноты встревоженный голос проснувшейся Минервы.Я не успела ей ответить. К моему величайшему удивлению, у меня внезапно хлынули слезы, и я разрыдалась, да так бурно и горько, что никак не могла остановиться. Минерва прошлепала ко мне босыми ногами и прилегла рядом на краешек койки, прижала к себе, крепко обняла, гладя по голове и ласково шепча мне на ухо что-то успокаивающее, а я уткнулась ей в плечо, продолжая рыдать и орошая слезами ее сорочку. Я не знала материнской ласки, и ни одна женщина не утешала меня прежде с такой самозабвенной и бескорыстной любовью. Щека моя прижималась к горячему, округлому плечу, скрытому под грубой тканью ночной рубахи. Вспомнив о позорном клейме на ее плече, я расплакалась еще громче. Минерва качала и убаюкивала меня, как ребенка, тихо напевая какую-то тягучую, монотонную мелодию без слов, и я постепенно успокоилась и перестала всхлипывать. По ночам у берегов Гвинеи так жарко и душно, что заснуть нам больше не удалось, и мы проговорили до самого рассвета.— Ты должна избавиться от тяжести, обременяющей твое сердце, — прошептала Минерва. — Филлис, я знаю, посоветовала бы то же самое.Да я бы с радостью! Вот только как?— Мне снова приснился кошмар.— Опять бразилец? Как в прошлом сне?— Да. Правда, на этот раз я видела его совсем близко. Он стоял на палубе, весь в черном и с большим алмазным крестом на груди. Он по-прежнему преследует нас.— Но откуда он узнает, где нас искать? Мы ушли из Карибского моря, и никто, кроме своих, не знает, куда направился наш корабль.Я безнадежно покачала головой:— Понятия не имею. Знаю только, что ему все известно.— А я тебе снова повторю, что ты не можешь знать этого наверняка! И присказку материнскую напомню: «Утро вечера мудренее». Что будет, то будет, и нечего дрожать и слезы лить раньше времени!— В том-то и дело, что я все понимаю, но поделать с собой ничего не могу. Мне страшно. Я не такая смелая, как ты, и всего боюсь. Когда Лоу меня схватил… Когда я представила, что он со мной сделает… Он же меня команде грозился на потеху отдать и за борт выкинуть рыбам на корм… — Я закусила губу, чтобы опять не расплакаться. — Я как отрезанный ломоть. От одного берега оттолкнулась, а к другому так и не прибилась. У меня есть прошлое, но нет никакого будущего. И никому я не нужна, кроме Уильяма. Да и на него я не слишком надеюсь. Пораскинет мозгами и поймет, что ни к чему совсем ему жена-пиратка. Найдет себе порядочную девушку, а обо мне и думать забудет…— Ну-ну, успокойся, — снова обняла меня Минерва. — Я же с тобой.— Надолго ли? У вас с Винсентом все уже слажено.— У нас с Винсентом еще ничего не слажено! — возмущенно воскликнула она, но я не почувствовала за ее словами внутренней убежденности.— Только не надо обманывать. Ни меня, ни себя. Я же видела, какими глазами вы смотрите друг на друга!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123