Называя брата знатоком и ценителем, он настойчиво поощрял его дегустировать сорт за сортом, так что к концу вечера тот изрядно напился.В отличие от него, я почти не ела и пила только воду. Изабелла тоже являла собой образец воздержания. Вероятно, в их кругу такое поведение дамы за столом считалось вполне уместным — во всяком случае, я была рада тому, что никто не спрашивал, почему я так мало ем. У меня с утра крошки во рту не было, и дома я сейчас наелась бы, как голодный волчонок, но здесь… От вида и запаха самых изысканных яств к горлу подкатывал комок, а желудок сводило в судорожные спазмы. Как могли сидящие за столом спокойно есть, пить, шутить и наслаждаться жизнью, зная о том, что в нескольких сотнях метров отсюда умирает человек, приговоренный к самой мучительной казни, какую только можно вообразить? Бедняга не выходил у меня из головы. Я обводила взглядом улыбающихся, смеющихся, пьющих и жующих гостей, и в каждом мне мерещился заживо расклеванный до костей полутруп в железной клетке.Перед десертом стол накрыли заново. Снова потянулись вереницы лакеев, водружая на белоснежную скатерть большие блюда и вазы с разнообразными сластями: засахаренными орехами и фруктами, печеньем, пирожными, марципанами и многим другим, перемежая их хрустальными графинами с мадерой и портвейном и бутылками французского бренди.Бартоломе настоял, чтобы я позволила наполнить свою рюмку рубиново-красным портвейном, встал и произнес тост:— Сегодня ваш день рождения, мисс Нэнси. Предлагаю всем поднять бокалы в честь этой знаменательной даты.Понятия не имею, откуда он об этом узнал? Наверное, от Джозефа. Знать бы еще, зачем ему это понадобилось? Все дружно зааплодировали и стали чокаться.— За дружбу между нашими семьями, — продолжал бразилец, — и за те узы, которые вскоре свяжут нас еще ближе и теснее, чем прежде.Я решила, что это все, и поднесла рюмку к губам, но тут Бартоломе поднял свой бокал высоко над головой и торжественно провозгласил:— За здоровье мисс Нэнси Кингтон!Признаться, меня порядком смутило столь пристальное внимание, уделяемое моей скромной персоне. Бразилец между тем, осушив свой бокал, устремил на меня взор своих сверкающих черных глаз, напомнивших мне мозаичное панно в холле, и снова заговорил звучным, проникновенным голосом:— Я уже имел честь говорить с вашими братьями на предмет, затрагивающий самые чувствительные струны моего сердца, а также обсуждал ту же тему с вашим батюшкой незадолго до его печальной и безвременной кончины. Он заверил меня, что наши мысли и пожелания на сей счет полностью совпадают, и с радостью дал мне свое благословение. — Внушительно откашлявшись, Бартоломе закончил почти официальным тоном: — Мисс Нэнси, я искренне надеюсь, что вы не откажетесь сделать меня счастливейшим из смертных.Нет, я не ослышалась, он действительно делал мне предложение! На несколько мгновений я потеряла дар речи, уставившись на него круглыми от изумления глазами, затем посмотрела на брата, но тот не заметил — или сделал вид, что не замечает! — моего вопросительного взгляда. Бразильца удивила и озадачила такая реакция с моей стороны.— Разве вы ничего не знали? — спросил он, понизив голос.Я открыла рот, но не смогла выговорить ни слова. Неожиданно в памяти всплыли слова отца, сказанные им в день нашего приезда из Бата. Мы тогда остались вдвоем в его кабинете. Я вновь услышала их так же явственно, как если бы он сейчас находился рядом со мной:— Если я попрошу, ты ведь выручишь нас, правда, Нэнси? Ты сделаешь это? Ради меня? Ради нашей семьи?Бартоломе повернулся к Джозефу. Под его тяжелым взглядом, холодным и непроницаемым, как вода в бездонном колодце, тот виновато заерзал в кресле и даже, кажется, слегка протрезвел.— Ну, не то чтобы совсем ничего… Мы давали понять… — пустился он в сбивчивые оправдания, нервно крутя ножку коньячной рюмки. — Но я уверяю вас, что Нэнси прекрасно понимает, сколь важен этот союз для нашей семьи и всех тех, кто от нас зависит и опирается на нашу поддержку. — Он буравил меня своими бледно-голубыми глазами, в которых я прочла предостережение и угрозу. — Это капитаны и матросы наших судов, служащие наших предприятий и их семьи, наши слуги Сьюзен и Роберт, Филлис и Минерва… — Каждое имя, перечисленное Джозефом, отзывалось болезненным уколом прямо в сердце. — Кроме того, у Генри в Адмиралтействе полно высокопоставленных друзей. Всем известно, как вовремя замолвленное словечко может способствовать успешной карьере… Или наоборот. Да что говорить, когда вы сами прекрасно знаете, участь скольких людей напрямую связана с нашим благосостоянием.Брат обращался к Бартоломе, но слова его предназначались мне. И Адмиралтейство он упомянул умышленно, давая понять, что ему все известно об Уильяме. Таким образом, я попала в безвыходное положение. Судьба всех, кто был мне близок и дорог, целиком и полностью зависела от моего решения.Нет, ну какие же все-таки подонки эти мужчины! Что отец, что братья, что Дьюк и Бартоломе с их кровожадными наклонностями. Подлые, коварные беспринципные и абсолютно безжалостные! Загнали меня в тупик и приперли к стенке. Что же делать? Пока Джозеф распинался, я усиленно соображала, как же мне все-таки перехитрить их всех и не позволить осуществить свои эгоистичные и корыстные замыслы? И как при этом самой уберечься от опасности и не угодить ни в одну из расставленных мне ловушек?— Я безусловно польщена и тронута вашим предложением, сэр, — ответила я наконец, скромно потупив взор. — Но я даже не знаю, что сказать. Все это так неожиданно…Последнее утверждение ни на йоту не отступало от истины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123