Л.».Свое послание хозяйка изобразила на плотном белом листе. Лист этот повидал на своем веку немало. Ржавого цвета круг от бутылки портвейна, характерный отпечаток кроссовки, пара жирных пятен — все эти следы жизнедеятельности человека уместились на площади размером в половину стандартного листа для ксерокса.Фризе взял записку в руки. Перевернул.То, что перед ним был финансовый документ, сомнений не вызывало, но за все время своей службы в районной прокуратуре, за годы, когда он занимался частной практикой, такие документы Владимиру никогда не попадались. А главное — не попадались документы, в которых бы значились такие суммы.Австралийский Банк Развития обращался к Дойче Банку с просьбой принять наличными пятьдесят миллионов долларов США и открыть счет на имя госпожи Анны Б. Доценко. Деньги предназначались для покупки недвижимости в Федеративной Республике Германии.Бланк был отпечатан на немецком языке. И на немецком заполнен. Заполнен очень аккуратно и четко. Почти каллиграфическим почерком. Только подписан по-русски: «А. Доценко».Фризе сунул листок в карман. А если Люсенда спросит, куда он дел записку? Что ответить? Сделал самолетик и пустил в окно? Что у него хобби — собирает автографы знакомых девушек?Где-то в глубинах квартиры хлопнула дверь.Легкие шаги протопали по коридору.— Проснулся, гостенек? — Хозяйка стояла на пороге комнаты с авоськой в руке и улыбалась. — А у меня батончик свежий. Горячий!Она и сама выглядела свежей. Школьница, вернувшаяся с прогулки. Но, несмотря на приветливую улыбку, в глазах Люсенды — теперь Фризе увидел, что они небесного цвета, — проглядывала печаль.Девушка положила авоську на стол. Подмигнув, убрала бутылку:— Записку прочел?— Не пойму, на каком языке ты мне написала. — Фризе помахал бумажкой.— Да не там читаешь! Переверни!— Прочел я, прочел. Шучу. Бумагу тоже со свалки приносишь?— Скажешь! Васенька где-то подобрал целую пачку таких листков. Наказал выбросить, да я несколько листов прижала. Те, что поплотнее.Фризе насторожился. Почувствовал, что стоит на пороге разгадки непонятной истории с долларами, от которых так открещивался его клиент, ограбленный коллекционер Цветухин. Чтобы не показывать своей заинтересованности, он круто переменил тему разговора:— Что ты все «Васенька» да «Васенька»? Он тебе по шее за это не накостыляет?— За что? За «Васеньку»?— Ну да! Сю-сю-сю да сю-сю-сю!— Ой, насмешил! Кто ж на ласковое слово обижается? А у него слова только и остались. — Она многозначительно посмотрела на Фризе. Наверное, хотела напомнить ночной разговор.— Мне бы «Володенька» надоел.— «Володеньку» надо заслужить! — с вызовом ответила девушка и деловито принялась выгружать из авоськи продукты: батон, кирпич черного хлеба, пакет молока. На свою записку она больше не взглянула.Фризе незаметно опустил записку в боковой карман пиджака, висевшего на спинке стула. И больше не стал задавать никаких вопросов. Решил, как только представится возможность, провести в комнате небольшой обыск. Может быть, остались и еще какие-нибудь «плотные листочки».— Что вы там шушукаетесь? — неожиданно подал голос Генерал. — Думаете, я сплю? Все слышу.Бомж сбросил на пол одеяло. Сел. Грязная дырявая тельняшка и теплые кальсоны придавали ему домашний вид. Фризе удивился. Он помнил, что, укладываясь в постель, бомж не позволил Люсе стащить с него генеральскую форму.Заметив на столе хлеб и пакет молока, Василий спросил:— Как на воле?— Плохо, Васенька. — Люся наклонилась к нему и торопливо зашептала в ухо.— Да говори ты нормально! Все свои. — Бомж зыркнул на Фризе. Нахмурился: — Володька, ты с Люськой еще не… того?— Чего мелешь, чего мелешь! — запротестовала девушка.А Владимир спокойно ответил:— Еще не того.— Нашли о чем погаными языками чесать! Коленьку-то подстрелили!— Во бляха-муха! Подстрелили? Менты?— А я знаю? В булочной продавщица сказала — утром во дворе труп нашли. Старика. Ментов понаехало! По квартирам ходили, свидетелей искали.Фризе с огорчением подумал о том, что Люсенда ему и словом не обмолвилась о смерти Колизея. Ждала, когда проснется Васенька. Почему?— Точно ли Колизей? — спросил Генерал.— Точно, точно! Как портрет продавщица обрисовала, я так и обмерла. Он! Точно. Две дырки в груди и одна — в затылке.Люсенда сказала так, словно эти три раны и были главным подтверждением того, что убит Николай Тарасович.— А все остальное? — Глаза-щелочки Генерала так и впились в Люсино лицо.Теперь у Фризе не было сомнений в том, что распихивал по карманам Колизей, когда они бежали с чердака.— Спроси чего попроще.Васенька несколько минут сидел молча. Даже глаза прикрыл. По сошедшимся гармошкой на лбу морщинам, по напряженному лицу можно было догадаться, как медленно протекает у него мыслительный процесс.— Значит, он во двор успел забежать? — спросил наконец Генерал. — Подале от лестницы.— Успел. Да что толку? Менты и ко мне нагрянут. Не счас, так потом. Спрячу вас под кровать.— Уходить надо, — отрезал бомж. — Я не ментов боюсь.— Куда уходить?— На кудыкину гору.— Меня Памперс звал в одно местечко… — Фризе пересказал все, что услышал от Памперса про лес по Усовской железнодорожной ветке.Не упомянул только про черный «линкольн».— Развесил уши, — проворчал Васенька и, поднявшись с кровати, стал одеваться.Люся нарезала хлеб, поставила на стол три разнокалиберные чашки. Разлила в них молоко.— Пивка бы, — вздохнул бомж, с ненавистью посмотрев на молоко. Тем не менее взял самую большую чашку, выпил ее залпом и наполнил снова. — Нам бы отсюда выбраться. Найдем место и получше. В Питере-то сможешь устроить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68