А потом что вы сделали? Вцепились в мою рубашку и прилюдно призывали меня хорошо себя вести. Не кажется ли вам, что это далеко не по-джентльменски.А если бы он принялся извиняться за свои мысли, ему и месяца не хватило бы. К счастью, Клаудия не могла читать его мысли. Но что интересно, она почему-то не упомянула эпизод с раздеванием в подъезде. Вероятно, это ее способ признать, что и она бывает не права? Или он должен? Нет. Скорее всего, она просто желает забыть об этом. Хотя ему хотелось, чтобы этот урок запомнился ей получше. Она совсем замучила его своими капризами, так неужели все проглотить молча?– Леди, вам не хотелось бы преподать несколько уроков и себе? Ведь и ваши манеры оставляют желать лучшего. Только потому, что вы звезда…– Звезда? – Она рассмеялась. – А я была уверена, что вы не считаете меня звездой.– Колючая звезда, звезда-злючка, звезда, которая мерцает или сияет, когда ей вздумается. Нет, мисс Бьюмонт, я не имею на этот счет никаких сомнений, вы звезда в полном смысле слова.Она опять засмеялась, но на этот раз не так весело.– Хочется думать, что это комплимент. – Она коснулась его щеки кончиками пальцев. – Наверное, так и есть, и, возможно, вы не совсем безнадежны. – Поддавшись импульсу, она подняла голову и поцеловала его в губы. – Спасибо вам, Габриел.Габриел. Его имя не нравилось ему с детских лет, и он расстался с ним, как только окончил школу. Да и Дженни не жаловала это имя. Но в устах Клаудии оно неожиданно прозвучало на удивление приятно.– Еще раз, – сказал он сдавленным голосом. Все его тело напряглось от внезапного и очень сильного желания, и, не позволяя себе думать о том, что делает, он обнял ее за талию и прижался губами к ее рту, успев заметить, что она закрыла глаза.Они были одни, публика отсутствовала, и никакой другой причины для поцелуя, кроме его собственного желания, не существовало. Будь он честным с собой, он признал бы, что хотел этого с того самого момента, когда открыл дверь ее автомобиля и впервые встретился с ней взглядом. Да, он был возмущен ее неосторожной ездой, но это не могло сравниться с той волной гнева, которая захлестнула его, когда он понял, что барьеры, которые он столь долго воздвигал, защищая себя от каких-либо эмоций, от ненужных чувств, могут быть сметены одним ударом. Потому-то он так и набросился на Клаудию Бьюмонт, поцарапавшую его машину. Еще бы! Ведь одного-единственного взгляда этих чудных глаз, одного только звука этого низкого, чуть хрипловатого голоса хватило, чтобы бастионы его дрогнули и он забыл обо всем на свете.Его губы накрыли ее рот, и он почувствовал охватившую ее легкую дрожь. Она, казалось, сдерживала дыхание, ожидая, что он возьмет инициативу на себя. Неуверенность Клаудии удивила, но ободрила его, так что он отважился слегка прикусить ее нижнюю губу, как бы пробуя на вкус, а потом и совсем расхрабрился, исследуя языком безукоризненные зубы и продвигаясь вглубь. Она издала легкий стон, теснее прильнула к нему, и вдруг ресницы ее поднялись, открыв пару настороженных глаз, в которых он прочитал испуг.– Так-то вы оберегаете своих клиентов? – спросила она едва слышно.Клиентов? Она что, действительно считает себя его клиенткой? Ну что ж, раз так, надо будет серьезно подумать о предъявлении ей счета.– Это наиболее эффективный способ защиты, насколько я знаю, – тоже очень тихо заверил он ее. – Если на вас кто-нибудь нападет, сначала им придется иметь дело со мной.Обдумав услышанное, она сказала:– Приятное с полезным.И, вполне очевидно довольная своей формулировкой, вновь закрыла глаза Он легонько прикоснулся к длинным и густым ресницам губами, на что она отозвалась нежным стоном, исходящим откуда-то из самых недр ее существа. Ресницы ее дрогнули под его губами, и он испугался силы своего желания. Но все в нем протестовало против немедленного подчинения своему либидо. Слишком много времени прошло с тех пор, как он в последний раз был с женщиной, и он решил, что для первого раза они и так уж зашли слишком далеко. Но какое наслаждение, однако! Да и она, он это чувствовал, рада его ласке.Клаудия чуть-чуть повернула голову, будто ища губами его губы, но вдруг засомневалась и вопросительно взглянула на него.– Ведь этот поцелуй только для нас, Мак? – В голосе ее звучала трогательная неуверенность.– Только для нас.И она с облегчением вздохнула. Он переждал немного, опасаясь того нового, что сейчас подступило к ним обоим. Новое. Слово поддразнивало его, даже насмехалось над ним. Ничего себе, мужику тридцать пять лет, а он сподобился найти в этой жизни что-то новое. Но разве осталось еще что-то неизведанное? Будь то наслаждение или страдание? Что-то такое, чего еще с ним не было? Выходит, что так. Неожиданно раздался звон предупредительного колокольчика, висящего на двери гримуборной, чей звук напомнил ему, зачем он здесь и почему.Однако Мак не сразу очнулся. Далеко не сразу. Он чувствовал себя пятнадцатилетним мальчишкой, впервые целующим девочку, – все смешалось с переживаниями тех далеких лет. Он грезил наяву и поэтому, хоть и слышал звон колокольчика, но не связал его с реальными событиями и не отреагировал на звук открывающейся за спиной двери. Послышалось нарочитое покашливание, намекающее им, что они не одни, и это заставило его обернуться.Понадобилось, правда, какое-то время, чтобы Мак сфокусировал свой взгляд на фигуре, стоящей в дверном проеме. Прежде он уже видел этого человека, и тот ему не понравился. Сознание постепенно прояснилось, он вспомнил, что это Рэдмонд, режиссер Филлип Рэдмонд.– Клаудия, ты посылала за мной? – спросил Рэдмонд с присущей ему бесцеремонностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105