Клаудия первая прервала молчание.– А что с вашей ногой?Сначала ей показалось, что он не намерен отвечать. Но он, пусть и нехотя, все же проговорил:– Наткнулся на пулю во время последней поездки в Боснию. Не повезло, как говорится.– Но это, насколько я понимаю, прервало вашу военную карьеру?– И все же я оказался удачливее Марка.– Кто такой Марк?– Муж Дианы. Он был убит в Персидском заливе. – Мак склонил голову и накрыл ладонью руку Клаудии, лежавшую на краю скамьи. – Они тогда только-только купили этот паб. Марк двадцать лет прослужил в армии и собирался наконец пожить в тишине и покое. Но военная закваска не позволила ему отсиживаться на травке и ловить удочкой рыбку. Он начал поговаривать, что боится утратить свою веселость.– А война это что, веселое дело?Он перехватил взгляд Клаудии, устремленный на его ноги.– Ну, всего и веселья – то, что посмертная медаль. Диана, конечно, получила пенсию и научилась мужественно смотреть в лицо суровой действительности, но для женщины тянуть в одиночку такое заведение дело далеко не простое. – Он показал на открыточкой красоты деревню и широким жестом предложил продолжить обзор пейзажа, на заднем плане которого синело море. – Райское местечко, не правда ли? Но, даже воплотив в реальность свои самые сказочные замыслы, не всегда оказываешься счастливым. Вы что будете есть?Мак резко сменил тему, пока она не принялась расспрашивать его о собственном военном опыте. Да, об армии он говорить не хочет. Или о своем ранении. А может, и вообще о своей жизни. Но Клаудия не торопилась раскрывать меню.– В конце концов, у нее есть Хэзер. Эта вересковая веточка. Хэзер – по-англ. вереск.

– Да, у нее есть Хэзер. Всего она не потеряла.Живые синие искры погасли в глазах Мака, и Клаудия поняла, что своим замечанием она задела его за живое, заставив вспомнить о том, что он хранил на самом дне памяти. Ведь он-то все потерял. А был ли у него ребенок?Мак, как видно, что-то преодолел в себе и заговорил вновь, хотя и несколько рассеянно.– Но Хэзер вошла в тот возраст, когда ей хочется большего, чем может предложить родная деревушка и даже собственный паб, ибо душа ее не согласна кормиться одними лишь прекрасными видами из окна.Момент, когда можно было попытаться расспросить его о семье, прошел, и Клаудия понимала, что лучше сейчас не трогать больного места.– Да, мне тоже показалось, что девочка в любой момент готова выпорхнуть из родимого гнездышка. – Она не сомневалась, что Мак так и не понял до сих пор, как относится к нему эта девчушка. – Впрочем, если бы вы были здесь частым гостем, возможно, она и задержалась бы дома.Он удивленно посмотрел на нее, и по выражению его лица она поняла, как он далек от подобного рода предположений.– Я? – И вдруг он понял, о чем речь. – Ради небес, Клаудия, она же еще совсем ребенок.– Ну если и ребенок, то достаточно взрослый, чтобы оставить дом. Мне кажется, этому ребенку лет семнадцать, если не восемнадцать.И правда, дитя вряд ли сотворит такое со своими волосами.– Восемнадцать, кажется. Но я-то для нее слишком стар, я ведь в отцы ей гожусь.Можно подумать, что подобные вещи чему-то могут препятствовать.– В таком случае жаль, что вы до сих пор не лишились волос, все еще носите собственные зубы и уж никак не можете быть причислены к племени толстяков. Мне вас искренне жаль, ибо, не имея всех этих преимуществ старости, вы все еще остаетесь для подобных девушек самым притягательным из мужчин. Не знаю уж, кто из вас для кого опаснее, вы для нее или она для вас.– Опаснее? – Он повернул голову и уставился на Клаудию. – Что, черт побери, вы хотите этим сказать?– Ох, Мак, я вас умоляю, не заводитесь. Я не хотела сказать ничего плохого. Дело-то житейское. Романтический подросток и взрослый мужчина, полный сил. Ваш возраст, ваша опытность – уже одно это составляет большую часть вашей притягательности для молоденькой девушки. К тому же еще внешность. Да и вообще, надо вам сказать, вы принадлежите к тому типу мужчин, который среди таких девушек считается неотразимым. Красота, как и безобразие, питается нашим воображением и рождается из него же. – Клаудия решила разбавить комплимент водой. – Поцелуй лягушку и обретешь принцессу. Впрочем, вы и сами, должно быть, все это знаете.– Да, я сейчас живо представил себе эту картину. Но только вот как распознать, что вылупится из лягушки? Красота или безобразие?– Это легко проверить. В том случае, конечно, если вы вдовец. Страдающий, израненный в боях мужчина, остро нуждающийся в нежности и любовной заботе. Не пойму, что вас тут останавливает?– Вы это серьезно?– Поверьте мне, я женщина. И разбираюсь в подобных вещах.– Да я хром на одну ногу.– Это же не заметно.– Просто вы застали меня в добрую неделю. Временно отпустило.– Неужели это способно навсегда отвратить вас от прыжков с парашютом, которые доставляют вам такую несказанную радость? – спросила она, вспомнив его напутствие перед ее прыжком, когда он объяснял ей, что она должна пережить и прочувствовать.Мак, очевидно, не хотел обсуждать эти вещи.– Все, что я могу, это еще кое-как водить машину, и если вы думаете, что кого-то это способно впечатлить…– Ох, вы в этом деле, я вижу, ничего не понимаете. Да ваше ранение и даже явная хромота сделают вас еще интереснее в глазах восторженной девочки-подростка.– Интереснее? Ради бога, Клаудия, не будьте смешной – начал он.Она резко прервала его.– Поверьте мне, Мак, мне самой было девятнадцать, когда я втрескалась в актера гораздо старше вас.– И он что, тоже был хромой? – угрюмо спросил Мак.– Нет, не хромой, зато крив на один глаз. Потому и играть мог разве что традиционно одноглазых пиратов да Нельсона, поскольку носил черную повязку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105