Ведь он примчался сюда, к ее дому, еще и потому, что в целом мире нет никого, кого бы ему так хотелось видеть. Мак буквально в один скачок преодолел пространство между ними, схватил ее за руки и встретился с взглядом ее невероятных глаз, умудрившись рассмотреть маленькие черные искорки, затемнившие серебро ее радужных оболочек.– Я здесь потому…Потому, что не могу жить без тебя, потому что должен сказать тебе, как сильно тебя люблю.– … потому, что мне надо задать вам один вопрос.– Вопрос? – Клаудия приподняла одно плечо, явно испытывая некоторую неловкость. А она-то было подумала, что он вернулся к ее дому, потому… Ну, значит, не потому. – У вас, мистер Макинтайр, всегда масса вопросов, – как-то отрешенно проговорила она.И он увидел в ее глазах отчаяние, которого ей не удалось скрыть. Двадцать четыре часа назад он бы не придал этому никакого значения. Но теперь он знал, что это означает.– На самом деле два вопроса.– Два вопроса. – как заведенная повторила Клаудия. Она совсем не заботилась в эту минуту, как выглядит, ей вдруг все стало безразлично. Не придала она значения и тому, что нечто в его облике говорило о какой-то новой тревоге, о которой она еще не догадывалась. – За кого вы меня принимаете? За ходячую энциклопедию? Почему бы вам, мистер, не провалиться к чертовой бабушке? Два вопроса! Почему не три? Вы же знаете, Бог троицу любит.О, да, он знал об этом, и третий вопрос у него тоже был. Очень важный вопрос, но с ним можно малость повременить.– Скажите, у вас есть какие-нибудь предположения насчет того, кто вчера вечером мог вылить на вас краску?Да он дурачит ее! Разве не все уже выяснилось? Какая досада! Вновь и вновь она попадает в ловушку. Вот и теперь ей показалось, что он заботится о ней, потому что любит – любит несмотря ни на что, и поэтому не может покинуть ее, хотя она, зажав сердце в кулак, и отпустила его на все четыре стороны, дав понять, что он волен уйти без всяких объяснений.Так, значит, опять ошибка! Он возвратился, чтобы в очередной раз обжечь ее душу бесплодной надеждой. И чтобы тотчас эту надежду отнять.– Сами знаете кто, – сказала она сварливо. – Джоанна.– Так знайте, Клаудия, это не Джоанна. Она подбрасывала письма, она испортила ваш театральный костюм, но она ничего не знает о краске.Клаудия отняла у него свои руки. Она не совсем понимала, о чем он говорит, да и не имела, собственно говоря, особого желания продолжать эти игры.– Все кончено, Габриел. Я не хочу больше говорить об этом.– Клаудия, дорогая, если вы защищаете кого-то, то самое время остановиться.– Никого я не защищаю. Позвольте пройти. – Она двинулась к своему подъезду, но он не пропустил ее. – Габриел, поверьте, до отъезда в театр у меня еще куча дел.Она попыталась прорвать заслон, выставленный у нее на пути, но он схватил ее за плечи.– Клаудия, выслушайте меня.– Это уж слишком, Мак! – взорвалась она, вырываясь из его рук и возвращая ему его общее для всех имя, будто проводя между ними разделительную черту. – Не спорю, вы были великолепны, и я сейчас дам вам письменные рекомендации, но вы переходите всякие границы. В любом деле надо уметь остановиться.Она и в самом деле хотела в этот момент лишь одного – поскорее уйти. Неужели он этого не понимает?Он понял и позволил ей направиться к подъезду Но вдогонку сказал:– У меня два вопроса. Я еще не задал вам второго.Что-то заставило Клаудию остановиться. Не оборачиваясь к нему, она ждала второго вопроса. А вдруг…– Кто такой Дэвид Харт? Абсолютно взбешенная, она обернулась.– Дэвид мой друг. Хороший, добрый человек, который никогда не осуждает, никогда не критикует и никогда не терзает меня глупыми вопро…Но договорить Клаудия не успела, так и оставшись стоять с открытым ртом, ибо ее речь на полуслове прервал резкий визг шин небольшого фургона, из тех, что доставляют на дом продукты, который мчался прямо на нее. Она впала в какое-то оцепенение, а вокруг нее происходило некое действо, воспринимаемое ею кадрами замедленных съемок. Фургон вперся на тротуар, она успела увидеть лицо водителя, искаженное болью… или яростью? Бог знает! А по всему пути следования взбесившейся машины раздавались визгливые крики. Габриел тотчас схватил ее, поднял и отбросил к стене дома. Обхватив себя руками, она сгруппировалась и, падая на тротуар, перекатилась, чудом вспомнив то, чему учил ее Тони, объясняя, как правильно надо падать при неудачном приземлении с парашютом, чтобы ничего себе не повредить и не набить лишних шишек. Кстати, во время своего первого в жизни прыжка с парашютом она этим методом воспользоваться забыла. Как странно, что в эти краткие мгновения она умудрилась вспомнить пресловутого Тони с его уроками. А теперь вот лежала на тротуаре, отчаянно и безуспешно пытаясь набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы закричать.Вокруг стояла неестественная тишина.Потом звуки начали наполнять жуткую пустоту безмолвия, воцарившуюся было вокруг нее. Сначала она услышала, как во что-то со страшным скрежетом врезался фургон. Потом увидела множество ног, устремившихся к ним. Кто-то начальственным криком приказывал – кому? – вызвать «скорую помощь» и пожарную команду. Какой-то глухой стон. Вдруг она поняла, что стонут рядом с ней, и заставила себя открыть глаза.Ее глаза находились в нескольких дюймах от серой поверхности тротуара, и она не сразу сообразила, почему это так. Потом вспомнила о Габриеле и повернула голову. Он лежал в нескольких футах от нее. Ужасающе неподвижный. А возле его головы зловеще поблескивала лужа крови. И только тогда она закричала.Уже несколько часов Клаудия сидела рядом с ним, ожидая, когда он окончательно отойдет от анестезии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105