В дурном настроении он провел беспокойный вечер, бродя из клуба в клуб и из одного игорного дома в другой не потому, что предпочитал какой-то из них, а только из-за их близости к Сент-Джеймс-Парку, а следовательно, к Олмаку. Он не желал признаться себе, что бродит там в надежде «случайно» встретить Дженнифер и бабушку, когда они поедут домой, но факт оставался фактом: он провел ужасно много времени в окрестностях Кинг-стрит. Встречая в клубах то одного приятеля, то другого, то там, то здесь садясь за карты, он, естественно, выпил гораздо больше, чем выпил бы, сидя в одном месте. Это нисколько не улучшило его настроения. Позади был тяжелый, суматошный день; фактически, напомнил он себе, прощаясь со швейцаром у Брукса, – два дня: прошлой ночью он вообще не ложился. Неудивительно, что выпитое на него подействовало.
Наконец его терпение, каким бы оно там ни было, было вознаграждено. Стоя в дверях игорного дома Франка на Кинг-стрит, напротив Олмака, он услышал крик лакея, призывавшего карету герцогини Льюэсской. Мэйнверинг быстро распрощался с друзьями, с которыми прощался на протяжении четверти часа уже раз пятнадцать, неторопливо пошел через дорогу к Олмаку и оказался у крыльца как раз в тот момент, когда герцогиня и Дженнифер вышли к карете. К его негодованию, они оказались не одни: с ними была Памела в сопровождении все того же Чарльза Лаверстока. Нельзя же разговаривать при них! Он заскрипел зубами – привычка, за которую в детстве его бесконечно ругала няня, – и, спрятавшись в тени, наблюдал, как Чарльз Лаверсток помогал дамам взойти в карету. Мэйнверинг подошел, поприветствовал всех и твердо приказал Чарльзу удалиться. Тот был очень недоволен, так как рассчитывал проводить Памелу домой и тем самым закрепить возобновленное знакомство, но он слишком боялся своего опекуна, который сегодня был еще суровее, чем обычно, и не запротестовал. Он неохотно повернул в сторону Брутон-стрит и предался мечтам о Памеле.
Тем временем Мэйнверинг, отдав распоряжения кучеру, занял место в карете рядом с Дженнифер.
Он тут же почувствовал, что Дженнифер, окаменев, отодвинулась, и понял причину этого, когда бабушка начала немилосердно высмеивать его из-за дуэли с Мандевилем.
– Полагаю, что ты ощущаешь себя героем, Джордж, – начала она, – ранив на дуэли балбеса из-за Ковент-Гарденской штучки. Мисс Фэрбенк и я очень веселились, слушая эту историю. Не так ли, мисс Фэрбенк?
– Ох, ужасно, – сказала Дженнифер, забившись в самый угол.
– Да ты, я вижу, и сам ранен, – старая леди веером указала на кусочек пластыря, которым он заклеил царапину на щеке. – И впрямь, шрамы любви. Надеюсь, мисс Вильсон на деле доказала свою благодарность за честь, которую ты ей оказал. По правде говоря, Джордж, я сердита на тебя. Твой дедушка, конечно, тоже дрался на дуэли и убил своего противника. Но его противником был достойный человек, и они дрались из-за политики, а не из-за юбок. Боюсь, сегодня ты нанес себе урон в глазах мыслящих людей, и мой тебе совет: найди какой-нибудь предлог и уезжай из города. Съезди к своему толстяку Принни в Брайтон или отправляйся куда-нибудь по делам политики, но любой ценой уезжай и пережди, пока улягутся сплетни. Теперь, с появлением в городе младшего Лаверстока, мы спокойно можем обойтись и без тебя, не правда ли, мисс Фэрбенк?
– Безусловно, – сказала Дженнифер. – Сегодня он чудесно за нами ухаживал.
– Да и герцог, – сказала герцогиня. – Было бы неблагодарно, детка, с вашей стороны, если бы вы не вспомнили о герцоге Девонширском, который весь вечер развлекал вас.
– Ох, я ни за что не могла бы забыть его, – сказала Дженнифер, пользуясь возможностью показать Мэйнверингу, что она ничуть не страдала без его общества.
Он опять молча заскрипел зубами, слишком поздно сознав, что перестарался в своем стремлении оградить доброе имя Дженнифер. Самой ей он мог бы объяснить настоящую причину дуэли с Мандевилем, но не теперь, когда ощутил ее холодность и увидел, как легко она поверила слухам. Могла же она понять, что он использовал Гарриет только как предлог, чтобы ее, Дженнифер, собственное имя никак не было затронуто. Не заметив Дженнифер утром в парке, он не знал, что она оказалась свидетелем его заигрываний с Гарриет Вильсон; сам же он хотел, чтобы эта утренняя прогулка придала правдоподобия его версии относительно причин дуэли. Поэтому ему казалось, что Дженнифер осуждает его совершенно без оснований. Он не мог решить, за что более сердит на нее – за ее глупость или за готовность думать о нем плохо. Но в любом случае, если она готова думать о нем так плохо, хорошо, что он узнал об этом так быстро. Он тотчас решил отомстить ей и принялся оживленно беседовать с Памелой о своих друзьях Лаверстоках, уверенный, что каждое его слово увеличивает беспокойство Дженнифер. У дома Бересфордов он распрощался с бабушкой.
– У вас есть мисс Фэрбенк, так что вы не нуждаетесь в моем обществе.
Своим тоном он наносил оскорбление Дженнифер, на которую решил не обращать больше внимания, преувеличенно вежливо прощаясь с герцогиней.
– Хорошенько подумай о том, что я сказала, – повторила она, – тебе нужно уехать ненадолго из Лондона.
– Мэм, вы уже убедили меня. Я завтра же уеду в Суссекс. Я вспомнил, что мой неоценимый будущий дядюшка говорил о предстоящем собрании Хэмпденского клуба, где есть разногласия с наиболее радикально настроенными членами.
Дикция его была несколько нечеткой, и, чтобы стоять прямо, ему пришлось держаться за дверцу кареты.
– Уверен, что мне будет приятнее толковать с суссекскими простофилями, чем обмениваться колкостями с Гарриет и ей подобными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71