На днях он сказал мне, что Гернинг может попасть в яблочко лучше, чем многие, а тебе известно, что в устах моего отца это высокая похвала. Ох, если бы только завещание твоего отца осталось в силе и он назначил бы тебе другого опекуна… Но в этих условиях… Боюсь, что до двадцати одного года ты во власти мистера Гернинга.
– Я была в его власти, – сказала Дженнифер, поднимаясь, – но, как видишь, сбежала. Жаль, что ты не можешь мне помочь, Люси, но раз так, позволь мне попрощаться.
– Ну-ну, Дженни, ты же знаешь меня. Прошу, перестань разыгрывать передо мной трагедию. Я закончила читать мораль. Если ты и впрямь решила бунтовать, я с тобой. Но что мы можем? Здесь тебя не спрятать; через три дня все соседи будут знать об этом.
– Я подумала, – сказала Дженнифер, вновь усаживаясь рядом с подругой, – может, уговорить твоего отца, чтобы он отправил меня к тете Джулии в Йоркшир. Она всегда была добра ко мне и, уж конечно, убедит родственников принять меня.
Лицо Люси выразило сомнение.
– Любовь моя, мне кажется, ты строишь иллюзии. Только вспомни тетю Джулию: мы же звали ее мадам Мышка, помнишь? Боюсь, что ее смелость соответствует ее прозвищу. Уж поверь мне, если она не отправит тебя к дяде сразу, она предъявит тебя ему по первому же требованию.
Дженнифер мрачно кивнула. Эти слова были точным» подтверждением ее собственных невысказанных опасений.
– Тогда что же мне делать? Только прятаться, пока мне не исполнится двадцать один, и я стану сама себе хозяйкой. Уж тогда-то я быстренько укажу на дверь своему банкирскому дяде. Но четыре года – срок долгий.
– Очень долгий. – Внезапно Люси вскочила и бросилась к своему письменному столу. – Мне кажется, я придумала! – Она стала возбужденно рыться в бумагах и вернулась, держа в руках исчирканный, сильно пахнущий лавандой листочек почтовой бумаги. – Моя кузина Лавиния, – объяснила она Дженнифер. – Я получила только вчера письмо от нее. Я вспомнила о нем, только когда ты сказала, что готова стать гувернанткой. Но ты правда осмелишься Дженни?
– Я сделаю все что угодно, только бы не подчиниться дядюшке с этим его ловцом состояний. Но что ты имеешь в виду? Что ты придумала?
Люси сосредоточенно разбирала паутинообразный почерк.
– Письма дорогой кузины Лавинии очень трудно читать, и признаюсь, часто, поскольку она пишет совершенно ни о чем, я бросаю их недочитанными. Но я уверена, здесь было что-то насчет гувернантки. Ага, вот: «…в растерянности, дорогая Люси, мисс Милворд (это гувернантка) имела наглость тайно сбежать с помощником приходского священника…»; дальше совершенно неразборчиво, дорогая кузина Лавиния явно в расстроенных чувствах… Что это… «хандрю»… Это уж точно, хандрит… «дети абсолютно неуправляемы…» – Люси отложила письмо.
– Бедная кузина Лавиния! Самая глупая женщина, Дженни, из всех кого я когда-либо встречала. А уж насчет «управляться с детьми»… Да она управляется с ними хуже, чем курица с выводком утят. Ее муж умер несколько лет тому назад, и с тех пор мисс Милворд была ее правой рукой. Я не могу представить этот дом без Милли – так они ее называли. Полагаю, она устала быть «мастером на все руки»: компаньонкой, гувернанткой, помощницей, философом и подругой моей глупой кузины и решила позаботиться о себе и выйти замуж. Боюсь, правда, их ожидают трудности, если кузина Лавиния решит их не прощать… Но – к делу: чувствуешь, куда я клоню?
– Полагаю, я должна занять место неоценимой мисс Милворд. Но скажи-ка мне о моих подопечных. Они что, и впрямь беспокойные бандиты?
– Нет-нет, ни в коем случае! Они всегда прекрасно слушались Милли. Только мать не может с ними справиться. Уверена, они будут уважать тебя, Дженни, уже за одно то, как ты сидишь на лошади.
Дженни рассмеялась.
– Несколько необычная рекомендация для гувернантки, ты не находишь?
– И семья необычная. Я никогда не встречала мужа Лавинии: когда я навещала ее, он всегда был где-нибудь на войне. Мне кажется, он больше любил своих лошадей, чем жену и детей. Даже ты не найдешь никаких недостатков в конюшнях Тейнинг-Парка.
– Значит, они живут в Тейнинге?
– Да. Прекрасный дом на склоне холмов. Чем-то немного напоминает твой. Я искренне думаю, что ты даже могла бы быть счастлива там, если бы сумела найти общий язык с кузиной Лавинией и детьми. На твоем попечении будут только трое. Лорд Лаверсток, старший сын, уже взрослый и, насколько я знаю, учится в Оксфорде. За ним идут двое братьев-близнецов – Эдвард и Джереми, которым скоро будет девять, и моя любимица и крестница Люсинда. Ей семь, и она бесподобный маленький бесенок.
Но Дженнифер перебила ее.
– Девятилетние мальчики! Но, дорогая, подумай, это значит – латынь и греческий! Французский, музыку и географию я могу осилить, но что касается греческих склонений и латинских пословиц – тут я пас, я в них ничего не смыслю.
Люси рассмеялась.
– Не бери в голову. Поскольку любящая мамочка не хочет отдавать их в школу, их образованием последние три года занимался тот самый помощник приходского священника. Должно быть, тут-то он и решился жениться на Милли. Неудивительно, что кузина Лавиния в шоке – такой удар: в результате одного тайного брака потерять разом и учителя, и гувернантку. Но тем больше основания полагать, что она будет бесконечно рада видеть тебя и, надеюсь, не станет придираться к твоим рекомендациям.
– Господи, Люси, а как мы их-то добудем?
Очень просто. Мы напишем тебе наиэлегантнейшее рекомендательное письмо, а твоя тетя Джулия будет так добра, что подпишет его. Ты помнишь, как мне нравилось подделывать почерк этой старой дамы?
Дженнифер рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71