– Более того, – он по-прежнему разыгрывал, как ему казалось, верную карту. – Из достоверных источников мне известно, что ваш друг Мэйнверинг вот-вот женится. Вам вряд ли захочется оставаться в Лондоне и смотреть, как какая-то провинциальная простушка будет изображать миледи рядом с ним. Вы плохо разыграли ваши карты, но я предлагаю вам превратить проигрыш в победу.
Как это ни ужасно, в его словах что-то было. Она дала ему понять, что колеблется.
– Не знаю, я не думала над этим… Вы правы, мое положение не из легких. Сэр, – она сделала вид, что решилась, – вы должны дать мне время. Разрешите подумать до завтра. Конечно, Париж… Говорят, Париж весной… Пошлите завтра к герцогине за ответом. Вы понимаете, мне надо придумать, как наиболее достойно выйти из-под опеки ее светлости.
– Ой, не забивайте этим свою хорошенькую головку. – Теперь он был уверен, что уже получил ее. – Когда вы будете со мной, вам не будет дела до нее и ей подобных.
Уж в этом-то она была уверена, да и им до нее тоже. Если ей и нужен был еще какой-нибудь резон, то теперь она решила скрыться от него любой ценой. Но как устроить так, чтобы он, разозлившись, что его отвергли, не распространялся об этой убийственной истории и не поставил под угрозу будущее Мэйнверинга? Теперь не было времени думать об этом; сейчас нужно улизнуть от него, а для этого необходимо ему подыграть.
– А теперь, – сказала она, – поддержите мою нынешнюю роль и проводите меня к леди Бересфорд.
Он засмеялся и подчинился. Поддерживающая ее рука вела себя вольнее, чем обычно, но Дженнифер притворилась, что не замечает этого. Весь остаток вечера она провела, составляя один план за другим и отвергая их все по очереди, по мере сил отвечая на любезности Мандевиля и не замечая ничего вокруг. Наконец она оказалась дома на Гросвенор-сквер и в кои-то веки была благодарна леди Бересфорд за сопровождение. Как странно, подумала она, она ведь и впрямь считает особняк герцогини своим домом.
Вот это-то слово и напомнило ей о ее собственном доме и подсказало решение. Она должна ехать домой. Она должна отдаться на милость дяди и выйти замуж за того, за кого он предложит. Только таким образом она может пресечь притязания Мандевиля и одновременно связать ему язык. Помолвка мисс Перчис объявлена, свадьба последует немедленно. Мисс Фэрбенк исчезнет, словно ее никогда и не было. Теперь по крайней мере будет легче разговаривать с дядей, чье замешательство должно быть не меньшим, чем ее неловкость.
Кто знает, если все хорошо продумать, они, может, еще сумеют выручить друг друга. Поскольку Элизабет убежала, дядюшка должен быть в отчаянии: что он может сказать жениху? Что ж, он может сказать ему правду: пытался, мол, подменить невесту, но не вышло. Дальше он может сказать: вот, мол, настоящая наследница, мисс Перчис, вот ее состояние, она готова выйти за вас замуж. Потому что, если уж дошло до этого, думала Дженнифер, беспощадно раздирая расческой кудри, то хоть она и старалась избежать этого брака (а она до сих пор полагала, что поступила правильно), теперь ей просто повезет, если он все-таки согласится жениться на ней. Ясно, что сейчас этот брак – ее единственное спасение, и что еще важнее, – единственное спасение Мэйнверинга и герцогини. Потому что только будучи замужней женщиной – миссис Феррис, или как его там, – она сможет утереть нос Мандевилю и наплевать на его угрозы. А вообще-то – на что Феррису жаловаться? Он ясно дал понять, что ему нужна лишь хозяйка дома и состояние. Он получит и то, и другое. А из того, что рассказал Эдмунд, видно, что робкая Элизабет ему не очень-то понравилась.
Чернобровый грубиян, сказал Эдмунд… Она решительно откинула мысли о другом чернобровом грубияне. Женитьба Мэйнверинга – дело решенное. Она вполне может выходить за Ферриса. Но нельзя терять времени… Нужно во что бы то ни стало встретиться с дядей до того, как он найдет Эдмунда и Элизабет. Как же лучше поступить?
Она снова задумалась. Теперь она совсем не боялась дядю. Он влип еще хуже, чем она. Почему бы ей не отправиться к Элизабет в Холборн, объяснить ей все и дождаться там дядю Гернинга, который, несомненно, появится там завтра, пылая гневом. Неожиданное присутствие там Дженнифер безусловно охладит его пыл. Можно не сомневаться, что он вздохнет с облегчением, узнав, что она прощает ему двойную игру и согласна выйти за Ферриса, и скорее всего, дядя даст согласие на брак Элизабет и Эдмунда. На этом она заснула.
Поднявшись рано утром, Дженнифер написала два письма. Первое – герцогине – не потребовало больших усилий. Оно выражало сердечную благодарность за доброту, с которой к ней отнеслись; дальше она писала, что осознала, хотя и поздно, каким странным должно казаться в свете ее пребывание на Гросвенор-сквер. «Я не виню людей за то, что они плохо обо мне думают», – продолжала она. – Дорогая мадам, мне никогда не следовало пользоваться вашей добротой. Теперь я делаю то, что должна была сделать с самого начала, – возвращаюсь в свою семью». Еще раз выразив благодарность, она подписалась и запечатала письмо, отказав себе в удовольствии приписать пару слов для Мэйнверинга, и перешла к более трудной задаче – письму к Мандевилю.
Оно потребовало больших раздумий (она даже погрызла перо): оно должно было быть очень дипломатичным. Нельзя толкнуть его на поспешные действия. Она писала и переписывала и, наконец, составила текст, который почти устроил ее.
«Сэр , – писала она, – беру на себя смелость отказаться от ваших предложений. В то же время я очень благодарна вам за то, что вы высказались столь откровенно, и мне стала совершенно очевидна истинная опасность моего положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71