— Да, мисс, — кивнула та. — С радостью помогу вам. Стражник и экономка вышли из камеры.
Бесс и Кинкейд остались наедине. Девушка снова опустилась на колени.
— Все будет хорошо, — приговаривала она. — Я вытащу тебя отсюда. И очень скоро.
— А Сокольничий?
— Об этом не беспокойся. С ним я договорюсь. — Она положила себе на колени его голову. — Я не брошу тебя. Я спасу тебя. Я увезу тебя домой в Мэриленд. Вот увидишь, все обойдется.
На глаза ее наворачивались слезы. Кинкейд нашел в себе силы сжать запястье девушки.
— Думай о себе, Бесс, — хрипло прошептал он. — Ты должна вырваться отсюда. А обо мне не беспокойся. Я пережил уже многое. Хватит сил и на это. Я сбегу, я сумею. — В полумраке его глаза светились золотистым блеском, будто изнутри загорались силой и яростью.
23
Я выдержу. Но я боюсь за тебя. Я не смог тебя защитить…
— Ты еще не знаешь… Ты не понял. Сокольничий — Перегрин Кэй — готов отпустить нас. Он отдает нам шхуну, возвращает золото. Мы скоро будем дома.
Пальцы Кинкейда напряглись.
— Но почему вдруг?
— Доверься мне. Я все устрою. Мы вырвемся отсюда.
— Бесс, — настаивал он, — отвечай, Бесс. Почему он освобождает нас?
И солгать она не сумела. Слова правды вырвались сами по себе.
— Одну ночь я отдам ему, — глухо произнесла Бесс. — Только одну ночь. И после этого мы свободны.
— Да что ты несешь?!
— Мне пришлось пойти на это, — прошептала девушка. — Другого выхода не было.
— Нет. На это мы не пойдем.
— Я дала обещание, Кинкейд. Он выпустил ее руку и отвернулся к стене.
— Делай как знаешь, — чуть слышно сказал шотландец. — Но если ты отдашься ему, забудь обо мне. Все будет кончено. Поняла? Все, конец! Мне не нужна женщина, которая продается ради меня. Пусть даже ради спасения из преисподней моей грешной души!
Бесс стояла у открытого окна и невидящим взором смотрела во мрак непроглядной тропической ночи. Луны на черном небе не было, на земле лежал густой туман. Издалека доносились звуки африканских тамтамов, приглушенные равномерным плеском ночного прибоя. Девушка вцепилась в переплет оконной рамы так сильно, что онемели, побелели ее тонкие пальцы. А сердце, измученное, трепетное, любящее сердце, казалось, превратилось в камень от боли и страдания.
Загноившиеся раны Кинкейда были тщательно промыты и обработаны опытным хирургом. Шотландца вымыли, накормили, одели. И сейчас он уже лежал в чистой каюте на борту «Алого Танагра», который стоял на якоре в ближайшей гавани.
Лорд Кэй сообщил Бесс, что капитан и вся команда готовы выйти утром в море, что все сокровища ждут хозяйку в ее каюте. Скоро она увидит родной Залив. Скоро… Скоро, но не раньше, чем выполнит свои обязательства перед Сокольничим.
Саму физическую близость с этим человеком она вынесет. И пусть, пусть он будет с нею жесток, пусть причинит ей боль. Она не станет мучительнее той, которая сейчас терзала ее.
Кинкейд никогда не простит ей этого. Никогда!
Никакие уговоры, увещевания и заверения в том, что это оправданно и необходимо, не подействовали на Кинкейда.
Итак, не будет ничего. Не будет счастья, любви, не будет долгожданной свадьбы, не будет отца у ее ребенка. Кинкейд заявил, что она ничем не лучше его первой жены Жильен. Этой сделкой с Сокольничим она предала его, оскорбила его мужское достоинство.
Но для Бесс не было иного выхода. И не было пути назад. Кинкейда надо спасти от жестокого ножа палача и от вечного рабства. Ради него она готова была отдаться дюжине таких негодяев, как Сокольничий.
Девушка глубоко вздохнула, набирая полные легкие приторно-сладкого аромата невиданных цветов. Воздух этого острова был обманчиво приятен; кружилась голова от удушающей смеси запахов моря, фруктов, растений.
Этот зеленый, яркий уголок суши будто притворялся райским садом, а на самом деле был логовом черных сил.
И ни о чем так сильно не мечтала сейчас Бесс, как оказаться снова на родном побережье, вдохнуть свежий запах земли, пряный — хвои, терпкий — палой листвы. Клены и дубы уже, наверное, оделись в величественно-пестрый наряд осени, природа расцветилась рыже-красно-золотыми красками, небо покрылось черными вереницами перелетных птиц. Воздух чист и прохладен; по утрам похрустывают по тоненькой корочке ледяных лужиц конские копыта, иней превращает еще живую зелень в серебряное кружево. Фермеры, конечно, вовсю заняты осенними хлопотами: из яблок изготавливают душистый сидр, пекут тыквенные пироги. На столах золотятся рассыпчатый картофель, упругие початки кукурузы, ломтики тыквы…
Скрипнула дверь. На пороге с подносом в руках появилась Аннеми.
— Что, пора? — тускло спросила Бесс.
— Да, мисс. Часы уже пробили половину десятого. Хозяин ждет.
Аннеми была одета в простую белую полотняную сорочку, собранную у горла розовой ленточкой. Точно такая же рубашка была и на Бесс. Легкие русые волосы Аннеми распустила по плечам. Выглядела она сегодня почти красавицей.
— Мы как сестры, — сказала Бесс, желая пробить стену неловкости, выросшую между ними. — Посмотри-ка! Да еще в этих рубашках…
— Да, мисс, — откликнулась экономка. — Мы с тобой одного роста.
— И обе слишком высоки для идеала, — заметила Бесс.
— Ты слишком добра, — вздохнула Аннеми. — Пожалуй, у нас только веснушки на носу одинаковые. А в остальном… Я некрасива.
— Ты сильна духом — в этом твоя красота, — мягко возразила Бесс. — И ты так грациозна, как мне и не снилось.
Аннеми улыбнулась и потупилась.
— Это говорит во мне африканская кровь. Женщины смотрели друг на друга, как две девчонки после долгой ссоры: и мириться вроде рано, и ругаться больше не хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83