Они же думают, что ты моя баба, поэтому удивятся, услышав твои вопли насчет моей голой задницы.
— И все-таки куда подевалась твоя одежда? — едко и резко спросила Бесс.
— Я вставал ночью. Услышал, как кто-то бродит и вышел посмотреть, в чем дело. Посреди ночи приехал еще один постоялец. Мы поговорили, насколько это было возможно — он был пьян, но все же сказал, что хочет встретить здесь своего брата, который утром должен приплыть сюда по заливу. Они живут на одном из островов, фермеры какие-то. Мне пришлось буквально втащить его в трактир. В общем, я окончательно промок. Вчера я предупреждал тебя, что не стоит ложиться спать в мокром платье, но и сам — безумец! — улегся одетым. Короче, я снял промокшее барахло. Или ты будешь утверждать, что в Мэриленде принято спать в полном обмундировании!
— Впредь ты будешь спать рядом со мной только в «полном обмундировании», иначе я буду забирать себе все постельные принадлежности, а тебе придется лежать на голой земле. Или лезть на дерево. Я не объект для твоих мужицких утех, — заявила Бесс.
— По-моему, я уже сообщал тебе, что не настолько дик, чтобы бросаться на каждую бабу. Я предпочитаю сам выбирать себе женщину.
— Ну да, а я совершенно не в твоем вкусе, — подхватила Бесс. — Это я уже слышала. Излишним будет сообщить, что и ты не в моем вкусе. Я не нуждаюсь в мужиках, но даже если бы и захотела связаться с кем-то, то уж никак не с грязным безродным шотландцем, у которого нет ни кола, ни двора.
Стрела попала в цель. Кинкейд побелел. Даже темный загар не скрыл этого.
— Похоже, мы начинаем день в прекрасном настроении, — сказал он, справившись со своей яростью. Бесс посмотрела на него. Потом сказала:
— У тебя голова после вчерашнего, как чугунный котел, наверное.
— А вот это мое личное дело. Так что премного благодарен, миледи, — мрачно отозвался Кинкейд, потом потянулся, пробежал пятерней по светлой гриве волос, и, оторвав ленточку бахромы от кожаного жилета, он связал их сзади в хвост. — Кстати, твоя голова вся в соломе, — заметил он, обращаясь к Бесс.
Девушка встряхнула косами и ответила:
— Ну и фермер из тебя получится, если ты даже сена от соломы отличить не можешь.
Захватив свою сумку, она подошла к лестнице, чтобы спуститься с сеновала.
— Сначала лучше мне слезть, а то свалишься еще.
— Я пока в состоянии спуститься по лестнице, — фыркнула Бесс.
Добравшись до самого низа, она вдруг вскрикнула.
— Джинджер!
— Ну, и что ты опять шумишь? — недовольно спросил Кинкейд, слезавший вслед за ней.
— Да это Джинджер! Моя кобыла!
Бесс подбежала к привязанной в дальнем углу сарая лошади, обняла ее, погладила встрепанную гриву.
— Ты моя девочка! Только глянь на себя — на кого ты похожа, — приговаривала девушка.
Кобыла тихо заржала и ткнулась мордой в руки Бесс, которая ласкала ее блестящую шею, грудь, перебирала гриву, одновременно высматривая, нет ли ран и болячек.
— Нет, ты только посмотри на себя, — твердила она, — ты, похоже, давно забыла, что такое гребень.
Потом Бесс осторожно подняла каждую ногу лошади и увидела то, чего опасалась: копыта Джинджер были в ужасающем состоянии. На загривке кобылы она заметила набухшие воспаленные папулы — клещи! Бесс тихо выругалась и немедленно вскрыла их, удалив кровопийц.
— Ты уверена, что это твоя лошадь? — спросил подошедший сзади Кинкейд. — Гнедых кобыл с одной белой ногой не так уж мало на свете.
Бесс будто не слышала его. Она что-то шептала своей любимице, поглаживала ее, почесывала за ушами.
— Я спрашиваю, почему ты уверена, что эта именно она?
— Ты, значит, ни черта не понимаешь в лошадях, если думаешь, что все они одинаковы, — строго заметила Бесс. — Я была рядом, когда она появилась на свет. Я растила ее, холила и лелеяла — до тех пор, пока ты не украл ее у меня. — Она повернулась к Кинкейду. — Посмотри, она жеребая! Бог знает, чье это семя. Может, и ослиное…
Вдруг Кинкейд сгреб девушку в объятия и впился в нее поцелуем. В ужасе она рванулась, но шотландец предупредил ее вопль. Намотав на могучую ладонь пряди густых волос, он держал ее голову, а своими губами накрепко закрыл ее рот. Когда Бесс удалось отпрянуть, он не только не выпустил ее из своих лап, но прижал к себе еще сильнее и чуть слышно прошептал в самое ухо:
— Тише, красотка, тише. Это для видимости. Мы здесь не одни.
— Поосторожнее! Там моя лошадь, — раздался грубый, хриплый голос. В двух шагах стоял коренастый рябой мужик. — Нашли место где тискаться. Эта скотина больших денег стоит.
Бесс вытерла рот ладонью и, не поднимая глаз, сказала:
— А кобыле-то что сделается?
Подражание простонародной речи было бесподобным. Кинкейд даже крякнул от удивления.
— Ну, братец привел-таки свою посудину, — ворчливо произнес мужик. — Вон она болтается. Ты вроде говорил, что хочешь через пролив перебраться. Так вот мой братец тебя переправит, если заплатишь, конечно. За «спасибо» мы не работаем.
— Откуда у тебя эта лошадь? — поинтересовалась Бесс, все еще подражая деревенской девчонке.
На ее плечи легла тяжелая рука Кинкейда.
— Попридержи язык, милаха. Ты разве не видишь, у мужчин деловой разговор. — Когда она снова открыла было рот, шотландец до боли сжал ей плечо. — Язык без костей у бабы, болтает без умолку, но девка горячая, — обратился он к рябому. — Сразу видно, ты в лошадях знаешь толк. Может, и эти две кобылки тебя заинтересуют? Не поволоку же я их по воде?
Жадный огонек сверкнул в глазах рябого.
— Да уж не поволочешь, видит Бог, — кивнул он. — А бумага на них есть? — насупился мужик.
— Голову даю на отсечение, что на эту гнедую и у тебя нет документа.
Рябой нахмурился и принялся осматривать животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83