— Мы не должны говорить об этом, — сказал Мюртах, — если это обеспокоит вас.
Он промурлыкал мелодию про себя немного и снова перешел на джигу.
— Ты поешь? — спросил старый король.
— Нет, господин, я играю на арфе.
Он сыграл самое трудное место из сказов Кучулэйна, чтобы доказать это. Его сердце прыгало в груди, словно колесница в песне. На середине он снова перешел на джигу и увидел, что все они дрожат.
— Это было тогда, летней ночью, делом короля, то, что такой смиренный человек, как я, не мог понять. — Арфа весело пела под его пальцами. — Было что-то вроде клятвы. Я слышал — великая, полностью произнесенная клятва, сделанная при лунном свете. Сам я мало что знаю о клятвах, потому что принял только одну.
Джига становилась все быстрее и быстрее, выгнув бровь, он огляделся вокруг:
— Разве никто не хочет танцевать?
Мак Махон смотрел на Верховного короля, стараясь уловить его взгляд, но Верховный король смотрел куда-то в сторону.
— Быть может, и не стоит теперь перетряхивать все это, — сказал Мюртах, — после двадцати лет. Мои братья никогда не слышали об этом, будучи в нежном возрасте. Но, может быть, вы можете напомнить это.
Струны вызвенели первые звуки военной песни О'Каллинэнов. Все мужчины, наполнявшие зал, вздрогнули. Песня дрожала, замедлялась, затихала. Мюртах непроизвольно содрогнулся. Он оглянулся и увидел вокруг напряженные, побледневшие лица.
— Никто не пел о том, что в ту ночь ты убил моего отца. Ты дал нам тогда другую музыку. Убийцы и сраженные обнаженные мужчины, и убитые женщины, и убитые дети, и окровавленные ноги, убегающие за холмы, да, напуганные, голодные, замерзшие, но теперь все это прошло, и двадцать лет восстановили Иуд в хорошем обществе в эти дни. Разве это не так, господа?
Он поднял арфу обеими руками и переломил ее через колено. Взвизгнули струны.
— В конце концов, — сказал он, — Христос умер за наши грехи.
Он швырнул две половинки арфы через весь зал, перепрыгнул обратно через стол и сел рядом с Сирбхоллом. Вся толпа мужчин сидела тихо, в глухом молчании. Мюртах опустил подбородок на грудь и закрыл глаза.
Молчание затянулось, словно никто не был в силах нарушить его, и он почувствовал, как убывает у него ярость. Он поднял голову, для чего ему потребовалось напрячь все мышцы шеи, и сказал:
— Теперь вы можете говорить. Вы имеете разрешение от, пожалуй, маленького человека.
Он взглянул на Мелсечлэйна. Он устал, и он хотел домой, и деланный горький смешок Мелсечлэйна не трогал его. В зале зашевелились. Постепенно стали раздаваться и возрастать голоса, и вот уже шум перешел в общий гул. Сирбхолл наклонился, почти коснувшись губами уха Мюртаха, и сказал:
— Ты напугал их. Возможно, они думали, что мы забыли.
— Они никогда так не думали. Они думали, что это должно быть забыто. Вот так с ними обстоит дело.
Сирбхолл пожал плечами и потянулся за своей чашей с вином.
— Я прощу их, — сказал Мюртах, — если и пока они не будут забывать.
— Почему вообще надо их прощать?
— Потому что, кажется, это самый легкий путь.
Он сделал вид, что очень заинтересован какой-то царапиной в столе, касаясь плечом Сирбхолла. Он чувствовал гнев своего брата, как волну жара от человека, охваченного лихорадкой, но Сирбхолл ничего не сказал.
Сирбхолл происходил из этих мест. В этом зале Сирбхолл должен был быть как член клана О'Каллинэн. Мюртах чувствовал, что немного сходит с ума. Это было сумасшествием сделать то, что он сделал, то — с арфой, возможно глупостью. Мелкое проявление гордости. Он сложил вместе кончики пальцев и стал рассматривать их.
Что-то очень тяжелое опустилось на противоположной стороне стола, и Мюртах поднял глаза. Огромный молодой рыжеволосый человек стоял там, неуклюже опираясь одной рукой о стол.
— Что это значит? — спросил он.
Сирбхолл напрягся рядом с Мюртахом, стиснув на столе перед собой кулак. Мюртах сказал:
— Кто ты?
— Кормак мак Догерти, Танист Найла.
— Тогда уходи. Ты не можешь задавать такие вопросы помазанному вождю.
Под взглядами множества людей Кормак импульсивно едва не взметнулся, но его никто не поддержал, и даже Сирбхолл откинулся назад, начав что-то говорить соседу справа. Кормак стоял в нелепой позе, наполовину зависнув над столом, кипя от ярости. Мюртах облокотился о стол и уперся подбородком в ладони.
— Проваливай, — сказал он кротко.
Кормак вышел. Над ним никто не смеялся, но многие мужчины улыбались. Мужчина, чье мясо благословил Мюртах, повернулся и задумчиво сказал:
— А как вы переживаете зиму, там, в холмах?
— О, у нас достаточно травы в гленахnote 5. А ветер такой, что я беспокоюсь о крыше, но, по крайней мере, мой двор не превращается в болото, как некоторые на равнинах.
— Прошлой зимой там бывали такие дни, что мы думали, что потеряли ребенка, или двоих, в грязи.
— У нас много торфа.
— И все же холодно? Я…
На середину зала выбежал герольд и трижды стукнул в пол своим посохом.
— Слушайте, вожди! Слушайте, воины! Говорит Верховный король Ирландии!
Король встал перед Верховным троном и сделал знак Креста.
— С нами Бог! У нас есть вести особого рода, которые требуют обсуждения с вами.
Разговоры сразу прекратились. Старый человек стоял, развернув плечи, словно стряхнул со своей спины груз годов. Он огляделся вокруг, взглянул на каждого из них и сказал:
— У нас есть новости сразу и с Внешних Островов, и из Дублина, что Сигтругг Силкбердnote 6, сын Гормфлэйт, и ярл Оркнейский сговорились, чтобы привести сюда датскую армию, чтобы оказать помощь Мелмордхе, взбунтовавшемуся королю Лейнстера. Мы узнали обо всем этом от человека, который был там у ярла Сигурда на Святках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61