Мюртах, сидя на почетном месте, мог видеть всю эту массу людей, и он видел, как эта толпа вихрилась вокруг Бьорна и Эйнара, как искры возбуждения передавались от них то одному, то другому. Только Бродир, казалось, не обращал на это никакого внимания. Он спокойно сидел на лавке в своих серебристых мехах на плечах, одной рукой сжимая рог с выпивкой.
Постепенно толпа датчан и лейнстерцев угомонилась и успокоилась. Дверь открылась, и в зал вошел ярл Оркнейский и выкликнул Бродира своим гулким голосом. Рядом с ним шел Сигтругг. Мюртах раньше видел его всего однажды. Он был молод и слишком много хвастался. Он сел рядом с Мелмордхой.
— Я слышал, ирландцы прибывают. Мелмордха кивнул.
— Я послал к тебе одного из разведчиков сообщить об этом.
— Я отослал его — мне хотелось спать. Мелмордха одарил его кислым взглядом.
— Ты как всегда. Сигтругг рассмеялся.
— Не брани меня, дорогой. Разве я причина того, что у тебя собралось так много славных викингов, чтобы поддержать твой бунт?
Оркнейский ярл повернул голову:
— Спокойнее, мальчик. Торстейн, тебя что-то беспокоит. Торстейн поскреб свою голову, вытащил оттуда вошь и уставился на нее.
— Что должно быть сделано с ирландцами? — и он раздавил вошь между двумя ногтями.
Эйнар ухмыльнулся:
— Ты только что показал нам. Раздавить их.
— Это большая жирная вошь, — сказал ярл Оркнейский, — и мы должны иметь здесь всех наших людей.
— Они здесь, все, кроме нескольких, — сказал Бьорн.
— Здесь нет Оспака, — сказал Сигтругг. Бродир поднял взгляд. Оспак был его братом.
— Значит, вы ничего не слышали? Оспак не придет. Когда я покидал Мэн, он занимался ремонтом своих десяти кораблей по очереди и только приступал к третьему.
Бьорн рассмеялся. Эйнар сказал тихо:
— Некоторые говорят, что именно Оспак сообщил новости о нашем прибытии Верховному королю.
Бьорн вскинул голову и свирепо сверкнул глазами. Бродир положил руку ему на плечо, чтобы удержать его.
— Возможно, Оспак все еще христианин, а это некоторым людям кажется странным.
— Не в случае с Оспаком, — сказал Бьорн, взглянув на Эйнара.
Бродир хмыкнул.
— Не используй моего брата как оправдание для своей воинственности. Ты и раньше никогда не любил Оспака.
Эйнар ушел из помещения рано, чтобы сменить стражу ярла Оркнейского. Бьорн сильно напился. Он был в прекрасном настроении, сыпал шутками, так что его стол сотрясался от хохота, а в центре веселья в своей короне смеялся Бьорн, принимал сыпавшиеся на него обычные нападки и отбивался такими же.
Мюртах снова играл, теперь шуточную песню-разговор между кошкой, собакой и мышью. Арфа мяукала, как кошка, лаяла, как собака, и пищала, как мышь, наконец, когда все трое решили жить мирно вместе, арфа завыла, как волк, который явился и сожрал их всех. Датчанам это понравилось.
— Бьорн не воспринимает морали, — сказал Мюртах, — а то я могу вывести ее для вас из этого. Она того стоит. Вы что-то делаете, а потом можете рассудить об этом сами.
Торстейн неожиданно развеселился, вспомнив:
— Бьорн, что ты сделал с той девушкой, которую подхватил днем?
Бьорн принял преувеличенно шокированный вид.
— Пожалел эти нежные ушки, Торстейн.
— Послушай, — сказал Сигтругг, — я не позволю, чтобы ты оскорблял мой народ.
— Послушай, — сказал Бьорн. — Когда ты позвал нас всех сюда, ты позвал все в нас сюда. Или я должен быть полумужчиной, чтобы быть любезным тебе?
— Говори вежливо, тебе же лучше будет, — сказал Сигтругг.
— Говорю так, как говорю.
Мелмордха одернул Сигтругга обратно на его место. Бьорн, скажи мне наконец, для чего тебе эта корона? Бьорн пожал плечами.
— Чтобы прикрывать плешь.
Мюртах подался вперед, чтобы налить себе аскуибх. Он сидел между Мелмордхой и Сигтруггом, пониже.
— Я однажды слышал песню о человеке, который носил корону так, чтобы кто-нибудь сбил бы ее ему с головы, а он мог бы убить его за это.
— Спой ее, — сказал Бьорн.
— Это плохая примета, быть упомянутым в песне, помнишь? — ухмыльнулся Мюртах.
— Тогда зачем ты упомянул о ней?
— Когда король кому-либо задает вопрос, кто-то должен ответить, а я мог видеть, что ты очень застенчив.
— Как это приятно, быть арфистом и обижать кого угодно безнаказанностью. — Бьорн рассмеялся. — И быть к тому же лучником, так что ты можешь быть таким плохим, как арфист, когда тебе захочется.
— Кто хочет стать плохим арфистом?
— Просто пьян и болтаю не то, что следует. Сыграй что-нибудь.
После этого все они улеглись спать. Бьорн склонился над ним в темноте и сказал:
— Когда все это закончится, поедешь со мной?
— Я не соглашусь на меньшее, как на корону. А ты не можешь загадывать так далеко.
— О, это единственный путь. Обмануть богов. Я имею в виду Бога.
— Тебе нужен арфист?
— Я хочу иметь арфиста. Я нуждаюсь в человеке, который может пускать стрелы в дверную щель и сталкивать кожаные шлюпки по течению.
— Пф-ф…
— Я просто спросил.
— Поеду. Если от меня останется достаточно, чтобы подняться на борт.
— Хорошо.
Дыхание Бьорна отдавало вином. Он отошел в сторону, споткнулся обо что-то и с грохотом свалился. Кто-то выругался в темноте, что-то ударилось обо что-то, и все начали драться. Мюртах лежал спокойно, прислушиваясь и смеясь, пока все не угомонились и не заснули.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мюртах вытащил ведро и поставил его на край колодца. Бьорн целиком окунул туда голову и вытащил ее, фыркая и ругаясь. Вода стекала с его ушей на плечи, обтянутые темно-синей рубашкой. Он вытер воду с глаз руками, водрузил свою позолоченную серебряную корону и выпрямился.
— Аууууу-уааааа. Совсем другое дело…
— Убери волосы со своих глаз, — сказал Мюртах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61