Но он никого не увидел и больше ничего не слышал и, откинув волосы со лба назад, поехал дальше.
Он подумал о том, как бы выкрасть свою арфу, но когда стал строить план, как это сделать, он понял, насколько смешна вся эта затея. Его ладони зудели по гладкому яблочному дереву, то и дело незваные звуки музыки возникали в его голове. Его уши навострились, вслушиваясь в голос, который будто назвал его имя.
Наконец он повернулся и поскакал на север, в глубь Мифа, прочь отсюда. Мысли о глубоких гленах, деревьях, сплошь поросших зеленым мхом, хранящим до сумерек туманный жар полудня, заполняли его душу чувством безнадежности. Он думал об Од и своих детях. Что бы она ни думала о нем сейчас, это не может быть хорошим. Чем дальше он удалялся от своих краев, тем легче ему ехалось, наконец он повернул на восток и смог отделаться от этих мыслей.
Наступила оттепель — земля стала мягче, на деревьях появились бледные почки. Он размышлял о том, дают ли старшие советы Эгону, рассказывают ли ему, как сеять семена в полях, и когда, какие оставлять под пар, к каким следует вернуться снова, где разместить овец и коров, каких кобылиц надо покрывать и каким жеребцом — это все было трудным делом. Он вспомнил, как ненавистно ему было быть вождем, когда он сам еще был мальчиком и только что вошел в эту роль.
Он зашел слишком далеко на север. За те дни, что он разбивал свои стоянки, он видел некоторых людей и мог определить по их одежде, что он почти уже находился в Ольстере. Идти на восток теперь стало труднее. Эта часть Мифа была полна частоколов и стад, и полей, и он должен был идти медленно, осторожно выбирая свой путь, чтобы обходить их.
Однажды утром, когда он остановился отдохнуть, начался дождь — мягкий, туманный весенний дождь. Полезный для орошения растений. Он завернулся в свои одеяла, натянул их себе на голову и улегся спать; когда много позже полудня он проснулся, одеяла насквозь промокли. Он поймал кобылу и поехал дальше, сам оставшись сухим. Он проехал не более нескольких миль, как очутился между двух холмов, и выехал прямо к морю.
Ветер обрушился на него, словно удар — так что из глаз его потекли слезы. Буруны на поверхности воды казались белыми на фоне бледного песка, а за бурунами поверхность моря была серой и перекатывающейся, с белыми барашками и множеством брызг. Над морем даже не летали чайки — они все гнездились в песке, среди выбеленных обломков дерева и сорняков на высокой линии прилива. Рев и гул прибоя смешивался с пронзительным свистом ветра.
Оцепенев, он некоторое время смотрел на море. Никогда раньше он не видел моря. Он всегда воображал его себе, как огромное озеро. Но это было… Он вздрогнул. Там, вдали за горизонтом, невидимом из-за дождя, лежала другая страна, а за ней еще другая, и так далее, за островами, открытыми Брендэном. Всю свою жизнь он думал, что Ирландия это и есть весь мир…
Там было что-то. Он скосил глаза. Кобыла подняла голову и насторожила уши, она тоже увидела то, что было скрыто дождем.
Где-то очень близко начал бить колокол, и он вздрогнул. Он развернул кобылу и поскакал по песку подальше от этого колокола. Там вдали, в море, виднелось что-то, направляющееся к берегу и покачивающееся на волнах. Он подстегнул лошадь. Колокол не пригрезился. Это был датский корабль. Он разглядел мачту.
Ветер мог подгонять корабль, мог выбросить на берег. Весь дрожа, он наблюдал. Судно барахталось перед ним. Оно не двигалось так быстро, как могло бы, из-за этого ветра. Он не мог разглядеть, были ли выброшены на воду весла.
Халфдэн рассказывал ему об этих судах со странной страстью в голосе. Тогда Мюртах подумал, что он немного сумасшедший, если хочет бродить по морю на судне, когда можно спокойно жить в доме на земле. Судно, подобное этому, могло перенести его в Тир-на-ног. Куда угодно.
Он ехал рысцой вдоль берега, держась на одном уровне с судном. Оно ни разу не подошло достаточно близко, чтобы он смог разглядеть его в деталях, и наконец отклонилось в сторону моря и исчезло в дожде. Мюртах вздохнул и направился к югу.
Он забыл о судне почти сразу; вокруг везде были всадники. Он подумал, что уже близок Дублин. У него возникали некоторые затруднения в том, чтобы держаться подальше от всадников, часто он должен был останавливаться и выжидать в холмах у моря, пока люди в звенящих кольчугах не проходили мимо, или всадники на маленьких, шустрых лошадках галопом не скрывались за горизонтом.
Вся эта суета близкого города держала его в напряжении, в готовности вступить в схватку. Всю эту ночь он двигался в обход, чтобы избегать костров.
Сразу перед рассветом он увидел башню на дальней стороне реки. Он проехал еще немного к западу, пока не нашел брода, здесь он переправился и немедленно должен был укрыться в роще деревьев, пока мимо не протрусило в сторону города маленькое стадо овец, которое гнали, болтая между собой, два ирландца. Когда они скрылись за следующим холмом, он сделал вокруг них большую дугу и выехал, наконец, к стене, опоясывающей Дублин.
Он остановил на мгновение кобылу, разглядывая стену — ее охраняли часовые. Они увидели его и один закричал:
— Кто идет?
— Я ищу короля Лейнстера.
— Кто ты?
Мюртах пожал плечами. Это было не их дело.
— Скажите ему, что арфист из Кэтхэйра.
— Мы поищем его. Не двигайся.
— Не двигайся, — сказал Мюртах кобыле. — Он сказал мне, не двигайся.
Он оглянулся, чтобы удостовериться в том, что рядом никого нет, и скользнул на землю. Солнце уже стояло высоко и отбрасывало его тень на пыль. Его тень выглядела необычно: он поднес руку к лицу и сообразил, что у него борода, как у язычников датчан, отросла и торчала во все стороны, а волосы на голове свисали до самых глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61