На крючке у дверей висел халат бежевого цвета.Только один цвет в этой комнате выпадал из общей цветовой гаммы — неправдоподобно, немыслимо красный цвет.Убитый лежал на боку, между окном и кроватью. Горло у него было перерезано с такой силой, что голова запрокинулась почти под прямым углом, левая щека была прижата к полу. Язык вывалился в зияющий разрез, а расколотая вставная челюсть торчала из рассеченных губ.Вероятно, когда он падал навзничь, из перерезанной шейной артерии ударила мощная струя крови. Отсюда и пурпурно-красная полоса наискось через кровать, отсюда и капли крови на вазе и на тумбочке.Рана же в подреберье объясняла, почему рубашка пропитана кровью и откуда натекла лужа, окружавшая тело. Поверхностный осмотр свидетельствовал о том, что убийца одним ударом рассек печень, желчные протоки, желудок, селезенку и солнечное сплетение, а кроме того, брюшную артерию.Практически вся кровь вытекла из тела за какие-нибудь несколько секунд. Кожа была иссиня-белой и казалась почти прозрачной там, где она вообще была видна, то есть на лбу, частично на голенях и на ступнях.Рана в подреберье имела двадцать пять сантиметров в длину. Края ее широко разошлись; поврежденные органы вывалились в разрез.Практически убитый был просто-напросто разрезан пополам. Даже для людей, которые по долгу службы должны посещать места ужасных и кровавых преступлений, зрелище было из ряда вон.С тех пор как Мартин Бек переступил порог комнаты, на лице его не дрогнул ни один мускул. Случайный наблюдатель мог бы подумать, что для него все это обычное дело. Сперва сходить с дочерью в ресторан поесть, выпить, приехать домой, повозиться с моделью клипера, лечь в постель с книгой. А потом вдруг пуститься в путь, чтобы осмотреть искромсанное тело комиссара полиции. Хуже всего, что Мартин и сам так думал. Он никогда не терял контроля над собой и своего напускного хладнокровия.Сейчас было без десяти три часа ночи, а Мартин Бек сидел на корточках возле кровати и спокойно, оценивающим взглядом изучал труп.— Да, это Нюман, — сказал он.— Похоже, что так.Рённ разбирал вещи на тумбочке. Внезапно он зевнул и в полном сознании своей вины прикрыл рот ладонью.Мартин Бек бросил на него быстрый взгляд и спросил:— А хронометраж у тебя хоть какой-нибудь есть?— Есть, — ответил Рённ.Он достал блокнот, где у него было что-то записано убористым почерком, надел очки и стал монотонно читать.— «Сестра открыла двери в два часа десять минут. Она не видела и не слышала ничего подозрительного, а просто шла с обычным обходом, поглядеть, как себя чувствуют больные. Нюман был уже мертв. Она набрала номер полиции в два часа одиннадцать минут. Радиопатруль получил сигнал тревоги в два часа двенадцать минут. Они находились на Оденплан и ехали оттуда не то три, не то четыре минуты. В два часа семнадцать минут они доложили уголовной полиции о случившемся. Я пришел в двадцать две минуты. Позвонил тебе в двадцать девять. Ты прибыл без шестнадцати три».Рённ взглянул на свои часы.— Сейчас без восьми три. Когда я пришел, Нюман был мертв от силы полчаса.— Это сказал врач?— Нет, это я говорю. Вроде как мое заключение. По температуре тела… Свертыванию крови…Он умолк, словно решив, что с его стороны было дерзостью делать собственные заключения.Мартин Бек задумчиво тер переносицу большим и указательным пальцами правой руки.— Очень быстро все произошло, — наконец проговорил он.Рённ не отозвался. Вероятно, думал о чем-то другом. Немного спустя он заметил:— Так ты понимаешь, почему я тебя вызвал? Не потому, что…Он замолчал. Он явно затруднялся высказать свою мысль.— Не почему?— Не потому, что Нюман был полицейским комиссаром, а… вот поэтому.Он сделал неопределенный жест в сторону трупа и сказал:— Его попросту зарезали, как скотину.Немного помолчав, он добавил:— Я думаю, тот, кто его убил, был абсолютно невменяем.Мартин Бек кивнул.— Да, — сказал он. — Похоже на то. VII Мартину Беку вдруг стало как-то не по себе. Это ощущение было смутным, взялось непонятно откуда и походило на внезапную усталость, когда двадцать раз перечитываешь одно и то же место, а сам того не замечаешь.Ему пришлось сделать некоторое усилие, чтобы прийти в себя и собрать ускользающие мысли.Но рядом с подступающей слабостью было и что-то другое, от чего он не мог отделаться.Это было предчувствие опасности.Предчувствие близкого несчастья. Чего-то такого, что нужно предотвратить любой ценой. Но он не знал, что предотвращать, и уж совсем не знал как.У него и раньше возникало такое ощущение, хотя и в очень редких случаях. Коллеги подсмеивались над его интуицией.Служба полицейского основана на здравом смысле, отработанных навыках, упорстве и систематичности. Справедливо, что много сложных и запутанных дел удалось распутать благодаря случайности, но столь же справедливо и другое: что случайность есть понятие растяжимое и не следует ее смешивать со слепым везением. При расследовании преступления задача состоит в том, чтобы сплести из случайностей как можно более густую сеть. А уж тут опыт и усердие играют бульшую роль, чем гениальные озарения. Хорошая память и обычный здравый смысл ценятся выше, чем блеск интеллекта.Интуиции нет места в повседневной работе полицейского.Интуицию даже нельзя считать одним из качеств полицейского, как астрологию или френологию нельзя считать наукой.И, однако, она существует, как ни прискорбно Беку это признавать, и в его практике бывали случаи, когда интуиция выводила его на верную дорогу.Хотя в данном, конкретном случае его настроение можно было с таким же успехом объяснить причинами более простыми, более очевидными и более доступными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57