Поскольку министр курировал тогда полицию.— Если верить ему, то только он один и работал как следует, — сказал Рённ. — А может, у него просто была мания величия?— Я ведь говорил, я не психиатр, — продолжал Меландер, — но он, похоже, обвинял в смерти жены не только Нюмана с компанией, но и вообще всех полицейских.Мартин Бек вернулся к шкафу с документами и стал в излюбленную позу, положив руку на шкаф.— У тебя выходит — он обвинял всю полицию, которая допускает подобные случаи, так, что ли? — спросил он.Меландер кивнул и пососал угасающую трубку.— Не исключено, что именно так он и думал.— А есть какие-нибудь сведения о его личной жизни в этот период? — опять спросил Мартин Бек.— Немного. Он был одинок, как медведь-шатун, и друзей среди сослуживцев у него не было. А футбол он забросил после женитьбы. Он занимался стрельбой, и очень активно, но ни в каких полицейских соревнованиях не участвовал.— Ну а семейная жизнь? У него ведь осталась дочь, ей теперь… сколько ей теперь?— Одиннадцать, — подсказал Рённ.— Да, — ответил и Меландер. — Он растил дочку сам. Он жил с ней в той квартире, которой обзавелся после свадьбы.У самого Меландера детей не было, но и Рённ, и Мартин Бек хорошо представляли себе практические трудности, встающие перед отцом-одиночкой, да еще полицейским по профессии.— А у него не было никого, кому он мог подбросить ребенка? — недоверчиво спросил Рённ. — Когда он, например, уходил на работу?Сыну Рённа исполнилось семь лет. И все семь лет, особенно в период отпусков и по выходным дням, Рённ не переставал удивляться, как один ребенок ухитряется целые сутки связывать по рукам и ногам двух взрослых.— С тысяча девятьсот шестьдесят четвертого девочка начала ходить в детский сад, а его родители — они еще живы — брали к себе ребенка, когда он дежурил по вечерам или ночью.— Значит, с шестьдесят четвертого? — спросил Рённ.— А дальше мы ничего не знаем о его судьбе? — сказал Мартин Бек и вопросительно поглядел на Меландера.— Ничего, — подтвердил Меландер. — Его выставили в августе того же года. Те, кому приходилось иметь с ним дело, старались по разным причинам забыть его как можно скорей.— А потом он где работал, неизвестно? — спросил Мартин Бек.— В октябре он пытался устроиться ночным патрулем. Не знаю, вышло ли. А потом он и вовсе исчез с нашего горизонта.— А почему его выставили? — спросил Рённ. — Только потому, что чаша уже переполнилась?— Не понимаю.— Накопилось множество мелких грехов или он совершил один серьезный проступок?— Чаша, разумеется, переполнилась, но непосредственным поводом явился дисциплинарный проступок. В пятницу седьмого августа Оке Эриксон нес послеобеденное дежурство перед зданием американского посольства. Как раз в шестьдесят четвертом году начались массовые демонстрации против войны во Вьетнаме. До того времени, как вы знаете, перед зданием посольства стоял обычный наряд — один полицейский. Занятие не больно увлекательное, ходи взад да вперед — всего-то и дела.— Но ведь в ту пору еще не было запрещено жонглировать дубинкой, — сказал Мартин Бек.— Я как раз вспомнил одного парня, — вмешался Рённ. — Вот был искусник! Если бы Эриксону хоть половину его талантов, он мог бы смело устроиться в цирк.Меландер бросил на Рённа усталый взгляд. Потом взглянул на свои часы.— Я пообещал Саге вернуться ко второму завтраку. Так что я, с вашего разрешения, продолжил бы…— Извини, пожалуйста, — пробормотал Рённ обиженно. — Просто я вспомнил про того парня. Продолжай.— Как я уже сказал, Эриксону полагалось стоять перед посольством, но он наплевал на свои обязанности. Он принял смену, а потом просто-напросто ушел оттуда. Дело в том, что неделей раньше Эриксона вызывали по тревоге на Фредриксховгатан, где в подвале дома нашли мертвого привратника. Тот перекинул веревку через трубу под потолком котельной и повесился. Не было никаких причин сомневаться в том, что это самоубийство. В одном из закрытых отсеков подвала обнаружили целый склад наворованных вещей: кинокамеры, приемники, телевизоры, мебель, ковры, картины, — короче, пропасть добра, похищенного за последние годы. Привратник оказался укрывателем краденого, а вскоре удалось поймать и воров, которые использовали его подвал в качестве склада.Эриксон к этой истории не имел никакого отношения, кроме того, что его вызывали по тревоге; когда он вместе с другими полицейскими оцепил место преступления и разогнал народ, ему оставалось только доложить о происшествии. Больше от него не требовалось. Но Эриксон вбил себе в голову, что следствие велось небрежно. Насколько я помню, он, во-первых, полагал, будто привратник не сам повесился, а был убит, и, во-вторых, надеялся выловить остальных членов шайки. Итак, вместо того, чтобы вернуться на свой пост перед посольством, с которого ему, как вы понимаете, и уходить-то не следовало, он проторчал все свое дежурство на Фредриксховгатан, где расспрашивал жильцов и разнюхивал, что да как. Случись это в обычный день, никто его и не хватился бы, но, как на грех, в этот день состоялась одна из первых крупных демонстраций перед посольством. За два дня до того, пятого августа, Соединенные Штаты напали на Северный Вьетнам и забросали бомбами побережье, и вот несколько сот человек вышли к посольству протестовать против американской агрессии. Поскольку никто этого не ожидал, то внутренняя охрана посольства была застигнута врасплох, а поскольку и нашего друга Эриксона на месте не оказалось, прошло немало времени, прежде чем к посольству прибыл наряд полиции. Правда, демонстранты были настроены очень мирно, люди выкрикивали лозунги, держали плакаты, а небольшая группа вошла в здание, чтобы вручить послу свой протест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57