— А вот о чем. Погляди-ка.Мартин Бек придвинул к нему два отпечатанных на машинке листа. Колльберг присел боком на край стола и углубился в чтение.— Ну? — спросил Мартин Бек. — Что ты об этом думаешь?— Я думаю, что Рённ составляет слишком уж мрачные донесения.Но отвечал он, понизив голос и вполне серьезно, а пять секунд спустя продолжал:— Жутковатая картина.— Да, — отозвался Мартин Бек. — И у меня такое же ощущение.— А как это выглядело?— Хуже, чем ты можешь себе представить.Колльберг покачал головой. Воображения у него хватало.— Того, кто это сделал, надо брать, и как можно скорей.— Вот именно, — сказал Мартин Бек.— С чего начнем?— Со многого. Мы зафиксировали кое-какие следы. Следы башмаков, а может, и отпечатки пальцев. Но, к сожалению, никто ничего не видел и не слышал.— Скверно, — начал Колльберг. — Может уйти много времени. А убийца из опасных.Мартин Бек кивнул.В комнату, деликатно кашлянув, вошел Рённ.— Пока сведения неутешительные. И с отпечатками пальцев тоже плохо.— Отпечатки пальцев — это пустяки. — сказал Колльберг.Рённ удивленно взглянул на него.— У меня есть очень хороший слепок, — продолжал он. — След лыжного ботинка или очень грубого башмака.— Тоже пустяки, — сказал Колльберг. — Только не поймите меня превратно. Все это может пригодиться потом, как улика. А сейчас важно только одно: схватить того, кто убил Нюмана. Доказать, что убил именно он, мы всегда успеем.— Не вижу логики, — сказал Рённ.— Верно, но нам пока не до логики. А кое-какие важные детали у нас есть.— Ну да, орудие убийства, — задумчиво произнес Мартин Бек. — Старый штык.— И еще у нас есть причина убийства…— Причина? — переспросил Рённ.— Разумеется, — отвечал Колльберг. — Месть. Единственно возможная причина.— Но если это месть… — начал Рённ и не довел свою мысль до конца.— …то нетрудно вообразить, что тот, кто убил Нюмана, намерен отомстить еще многим, — продолжил за него Колльберг. — А поэтому…— …его надо схватить как можно скорей, — завершил Мартин Бек.— Точно, — сказал Колльберг. — А вы как, собственно говоря, рассуждали?Рённ с несчастным видом посмотрел на Мартина Бека, а тот отвернулся к окну.Колльберг поглядел на обоих с вызовом.— Минуточку, — сказал он. — Задавались ли вы вопросом, кто такой был Нюман?— Кто такой был Нюман?У Рённа сделался растерянный вид, Мартин Бек молчал.— Именно. Кто такой был Нюман или, точнее говоря, кем он был?— Полицейским, — откликнулся наконец Мартин Бек.— Ответ неполный, — сказал Колльберг. — Вы оба его знали. Итак, кем он был?— Ну, комиссаром полиции, — пробормотал Рённ.Потом он устало моргнул и сказал неопределенным тоном:— Мне еще позвонить надо кой-куда.— Ну-с, — сказал Колльберг, когда за Рённом закрылась дверь. — Так кем же был Нюман?Мартин Бек поглядел ему в глаза и с видимой неохотой произнес:— Он был плохим полицейским.— Неверно. — сказал Колльберг. — А теперь послушай меня. Нюман был самым плохим полицейским, какого только можно себе представить. Он был подлец и негодяй, последний из негодяев.— Это твое личное мнение. — сказал Мартин Бек.— Да, мое личное, но ты должен признать, что я прав.— Я не очень близко его знал.— Ну, ну, не увиливай. Ты знал его достаточно, чтобы согласиться со мной. Я понимаю, что из-за ложно толкуемой лояльности Эйнар со мной не согласится. Но уж ты, будь добр, не увиливай.— Ладно, — произнес Мартин Бек. — То, что я слышал о нем, звучало не слишком лестно. Но сам я никогда с ним вместе не работал.— Неточная формулировка, — сказал Колльберг. — С Нюманом и нельзя было работать вместе. От него можно было только получать приказы и делать, что приказано. Те, кому положение разрешало, могли, разумеется, приказывать и ему. А спустя некоторое время убедиться, что приказ выполнен неправильно или вообще не выполнен.— Ты выступаешь как эксперт по делу Стига Нюмана, — сказал Мартин Бек кислым тоном.— Да, потому что я знаю о нем много такого, чего не знают другие. Но об этом мы поговорим позднее. А сейчас надо твердо установить, что он был подлец. И негодный работник. Даже в наши дни он позорил свою корпорацию. Поверишь, мне стыдно, что я служил полицейским в одном городе с ним. И в одно время.— Ну, если так рассуждать, стыдиться надо многим.— Вот именно. Но только у очень немногих на это хватает ума.— А любой лондонский полицейский должен бы стыдиться из-за Чэлленора.— Опять не то говоришь, — сказал Колльберг. — Чэлленор и его подручные, прежде чем предстали перед судом, успели натворить много бед. А это свидетельствует о том, что существующая система намерена и впредь попустительствовать полиции.Мартин Бек рассеянно потирал лоб.— Зато имя Нюмана ничем не запятнано. А почему?Колльберг сам ответил на свой вопрос:— Потому что все знают: жаловаться на полицейского бессмысленно. Простые смертные беззащитны перед полицией. А раз нельзя добиться правды, даже когда имеешь дело с рядовым полицейским, что уж говорить о полицейском комиссаре?— Ты преувеличиваешь.— Очень немного, Мартин, очень немного, и ты это знаешь не хуже, чем я. Беда в том, что наша проклятая спайка стала для нас своего рода второй натурой. Мы все помешаны на чести мундира, выражаясь более изысканно.— Без спайки в нашем деле нельзя, — заявил Мартин Бек. — Так было всегда.— А скоро у нас, кроме нее, ничего и не останется, — сказал Колльберг и, вздохнув, продолжал:— О'кэй! Полицейские горой стоят друг за дружку. Это факт, но возникает вопрос: против кого они стоят?— До того дня, когда кто-нибудь сумеет ответить на этот вопрос…Мартин Бек не договорил, и Колльберг сам завершил его мысль:— …до того дня не доживешь ни ты, ни я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57