Шкатулка для гребней, равно как и содержимое ее, поражала изяществом, тут же было и письмо.
«Я намеревалась воздержаться от поздравлений, зная, что слова ничтожной монахини вряд ли принесут удачу, но, подумав, что могла бы послужить Вам примером долголетия… Я была искренне растрогана, узнав обо всем. Надеюсь, что не обидела Вас, открыв свои чувства? Мне ни в коем случае не хотелось бы вызвать Ваше неудовольствие…
Шкатулку для гребней
Та ли, другая крышка
Прикрывала когда-то…
Всегда она будет со мною,
Невозможно нас разлучить…»
Все это было написано неверным стариковским почерком. Великий министр, зашедший в Западный флигель, дабы отдать последние распоряжения, увидел письмо.
– Какое трогательное послание! Даром что написано в старинном стиле. Да, это ее рука… Но как она дрожит! В былые дни госпожа Оомия прекрасно владела кистью, но с годами и почерк будто состарился, – сказал он и еще раз прочел письмо.
– В этой песне все так или иначе связано со шкатулкой для гребней. Нет почти ни одного лишнего знака… А ведь добиться этого непросто, – добавил он, улыбаясь.
Богатые дары принесли от Государыни-супруги. Среди них – белое мо, китайское платье, полное парадное облачение, украшения для прически и изысканнейшие китайские благовония в особых горшочках.
Обитательницы дома на Шестой линии, каждая по своему вкусу, подготовили для юной госпожи разнообразные наряды, а для прислуживающих ей дам – гребни и веера. Все дары оказались настолько хороши, что трудно было отдать чему-то предпочтение. Каждая постаралась превзойти соперниц, и плоды их усилий были великолепны.
Слух о поспешных приготовлениях к церемонии дошел и до Восточной усадьбы, но жившие там дамы пропустили его мимо ушей, полагая, что по положению своему не вправе приносить поздравления. И только дочь принца Хитати, особа на редкость педантичная и по старомодности своей полагавшая для себя обязательным участие в такого рода церемониях, подумала: «Могу ли я пренебречь столь важным событием?» – и поспешила приготовить подобающие случаю дары. Ну разве она не трогательна?
Она отправила юной госпоже зеленовато-серое хосонага, хакама цвета «опавших каштанов», столь любимого в древние времена, и затканное узором из градин коутики, бывшее когда-то лиловым, но совсем выцветшее. Все это она уложила в превосходные ларцы, которые тщательно обвязала тканью. А вот что она написала:
«Я не имею чести быть знакомой с Вами, а потому чувствую себя крайне неловко, но в такой день и я не смогла остаться в стороне. Боюсь, что дары мои покажутся Вам ничтожными. Раздайте же их Вашим дамам…»
Словом, письмо было вполне приличным.
Взглянув же на платья, Гэндзи покраснел: «Какой позор! Опять она за свое!»
– Удивительно старомодная особа! – сказал он. – Таким затворницам лучше вовсе не принимать участия в мирских делах. Право, стыдно за нее… И все же прошу вас ответить, иначе она обидится. Покойный принц так баловал ее, а теперь все ею пренебрегают. Жаль бедняжку.
К рукаву платья была прикреплена записка с песней обычного содержания:
«О горькой судьбе
Вздыхаю я снова и снова.
Мой китайский наряд!
Неужели твои рукава
Никогда моих не коснутся?»
Почерк ее, и прежде дурной, за это время изменился к худшему, став еще более твердым, размашистым и угловатым. Как ни раздражен был министр, он не мог упустить случая позабавиться.
– Видно, долго трудилась она над этой песней! Теперь ей и помочь некому. Нелегко же ей приходится… Отвечу я сам, хоть и обременен делами сверх меры.
«Вы проявляете заботливость, на которую мало кто способен. И все же было бы лучше, если бы Вы не утруждали себя, – довольно сухо написал он. -
О китайский наряд –
Ты сказала, но слышу я снова:
Мой китайский наряд!
Сколько можно еще твердить:
О китайский, китайский наряд…»
– Хорошо зная пристрастия этой особы, я постарался угодить ее вкусу, – объяснил он, показав песню девушке. А она ответила, пленительно улыбаясь:
– Бедняжка! По-моему, вы просто смеетесь над ней.
Но довольно, я и так слишком часто отклоняюсь от основного предмета своего повествования.
Министр Двора, прежде не проявлявший никакого интереса к церемонии, после неожиданного признания Гэндзи стал с нетерпением ждать назначенного дня и, когда он наконец наступил, приехал в дом на Шестой линии одним из первых.
Благодаря стараниям Великого министра было подготовлено все, что полагается, даже более того. Подобные церемонии редко проводятся с таким размахом. Увидев в том еще одно проявление великодушной заботливости Гэндзи, министр Двора почувствовал себя растроганным, но одновременно усилились и его сомнения.
В стражу Свиньи министра Двора провели за занавеси. Сиденья, подготовленные для почетных гостей, поражали редкостным изяществом, а вся полагающаяся по обычаю утварь была чрезвычайно тонкой работы.
Тут же подали изысканнейшее угощение. Светильники горели сегодня куда ярче обыкновенного, и с гостем обращались с особой предупредительностью.
Министру Двора очень хотелось увидеть дочь, но в ту ночь это было бы сочтено нарушением приличий.
Когда он завязывал шнурки мо, сильнейшее волнение отражалось на его лице. И хозяин сказал:
– Сегодня нам не следует говорить о прошлом. Прошу вас вести себя так, будто вам ничего не известно. Перед этими людьми, не знающими о нашей тайне, мы ни в чем не должны отступать от заведенного порядка.
– О, вы совершенно правы, у меня нет слов, чтобы выразить вам свою признательность, – ответил министр Двора и, подняв чашу с вином, продолжал:
– Ваше великодушие поистине безгранично, и благодарность моя не имеет пределов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114