Школа осталась слева и сзади, высоко на обрыве. На самом краю обрыва какие-то дяди разбирали последний домик и сарай из досок, сбрасывали под откос хлам, вроде бы расчищали дорогу большому городу.Мы постояли, посмотрели, как нагружают доски на грузовик. Около машины размахивал палкой толстенький человечек в шляпе. Мы узнали – Иван Иванович Дервоед. Только зачем ему эти старые доски?– Простите, молодые люди, задержался… – догнал нас, запыхавшись, Левон Иванович. – Прибавим шагу… А что же руки? Эх, вы!Мы опять подняли правые руки.– На комбинате никакого начальства сегодня… Со сторожами пока поговорил, милые люди… Ну, ничего, доберусь… – вздохнул Левон Иванович. – Телефоны я записал…Шли, взбираясь на холмы, заросшие бурьяном, на холмы с молоденькими сосенками, берёзками и на такие, что без ничего – один песок. Видели ручеёк – из-под горки пробивался родник… Видели несколько больших камней-валунов и заметили, как вздыхал, глядя на них, дядя Левон…Вышли не к самому Неману, а к заливу-рукаву. В заливе у берега стояли две старые коричневые баржи. Стояли немного дальше, вправо, а в начале залива ничего не было. Пара кустиков на нашем берегу, пара деревьев – на том, на полуострове, который врезался в Неман.Левону Ивановичу понравилось это место. Сдвинул на затылок шляпу, руки – в бока, смотрит, ахает.Не знаю, что он нашёл в этих деревьях и баржах, в жёлтом песочке-пляже на том берегу-полуострове.– Вот здесь и будем писать этюд! – снял с плеча ящик.Поставил его на землю, посмотрел на ручные часы…– Батюшки! Так вам же в школу пора собираться! Вас, наверно, уже ищут там, не могут найти…Вася успел залезть в воду и посинеть. Но вылезать не хотел, и Левон Иванович выгнал его хворостиной.
Генка не мог идти быстро, он сразу захныкал, начал проситься к Павлуше на руки.– Иди-ка лучше ко мне. Ты меня не боишься? – протянул к нему руки дядя Левон.Генка не боялся.Дядин тяжёлый этюдник несли я и Павлуша – вдвоём. Шли мы быстро и жалели: так и не увидели, как пишут этюды!А дома новости. Рядом с гаражом Женькиного отца лежит гора почерневших досок. А около камня-валуна пусто – пропал щиток с рисунком сквера, одна только ямочка-отметинка осталась. И ещё следы – большие, от взрослой ноги.Левон Иванович осмотрел эти следы, и лицо его нахмурилось. Сказал, поджимая губы: «Есть люди, а есть и человеки…» – и пошёл домой.Васе в школу собираться не надо. Он побежал к Галке-девятикласснице. Не к ней, а к её Снежку – чтоб понюхал у камня, «взял след».Я похлебал молочного супа, схватил портфель – и на улицу.Вася ползал у камня на коленках, принюхивался к следу сам.– А что же Снежок? – крикнул я от подъезда. Не было времени подходить.– Говорит, выходной день у Снежка. Спит. Галка не захотела его поднимать… – и опять нагнулся к следу – не то рассматривать, не то нюхать.Хэ, не с его носом что-нибудь вынюхать. Тут нужен нос, а не стручок перца…
ПОЛКАН С НЕ СВОИМ ГОЛОСОМ Как рыли ямки в скверике, я рассказывать не буду. Все делалось по тому плану, который нарисовал дядя Левон. Он по памяти указывал, где что делать.Много людей работало – и дяди, и тёти. Один профессор Дервоед не копал, сказался больным. Всё расхаживал вокруг своих досок, рассматривал их и цеплялся к людям: зачем изрыли весь двор? Ни пройти, ни проехать.А сегодня – воскресенье.Я ещё и глаз хорошенько не продрал, а уже завопил:– Ура! Ура!! Ура!!!Все сбежались к моей кровати. Высунул из спальни-кабинета голову папа.– Тише! Маринку разбудишь!– А я уже проснутая… – вышла Маринка из бабушкиной комнаты, сладко потягиваясь. – Женя, ты мой сон видел или ничейный?– Ур-ра!!! – ещё сильнее завопил я. – Да здравствует Полкан! Сегодня мне папа купит Полкана! Сегодня воскресенье!– Куплю, только замолчи. И запиши себе на лбу… – ткнул папа в мою сторону чертёжным пером. – Я до обеда работаю, а потом поедем.– О-о-о, всех собак разберут…– Не разберут. Ты думаешь, за собаками очередь, как за апельсинами? – повысил голос папа.– Может, сегодня и вовсе не будет собак, – сказала мама.– И я поеду собаку покупать! – начала подпрыгивать Марина.Выпуталась из ночной сорочки и голышом забегала по квартире.Мама с бабушкой бросились её ловить.– Чтоб до обеда я и звука не слышал про базар! И про собак! – грохнул папа дверью, заперся в кабинете.– Очи чёрные, очи красные, как люблю я вас! – не давалась Марина в руки бабушки и мамы, пела во всё горло. Никто ещё не обещал взять её с собой, а уже радуется, дурочка!Ну, что ж, будем терпеть до обеда. Лишь бы поехать… Лучше поздно, чем никогда.Я вышел во двор. Трое незнакомых дядек стучали топорами, строили из тех черных досок гараж Ивану Ивановичу. Сам профессор или торчал возле них, как сторож, или разгуливал среди выкопанных ямок в сквере и зло пинал ногами и палкою нарытые бугорки земли.Возле гаража Гаркавых стоял «Москвич». Женя накачивал насосом колесо, а его папа что-то заливал в мотор.– Эй, тёзка! – крикнул Женя. – Хочешь с нами прокатиться?– Хочу. А куда вы?– На базар.Я потеребил ухо: может, ослышался?– На самый-саменький базар?! Дай честное пионерское.– Ну, наше вам… Можешь не ехать, упрашивать не стану.– Ой, а собаку поможешь мне купить?– Диво какое! Лишь бы деньги – коня можем купить. Привяжем сзади к машине – пусть бежит.Я пустился домой со всех ног. Начал кричать ещё на лестнице:– Деньги… давайте! Женя с папой… едут! На базар! Женька поможет мне купить!Папа дал мне десять рублей. Но тут же стал на стул и прокричал в форточку Жене Гаркавому, чтоб забрал у меня деньги. Слез со стула и помахал пальцем перед моим носом:– Смотри же!.. За эти деньги, мне кажется, вполне можно купить хорошую собачку, какой-нибудь малой породы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51