др-рон-н! тэ-нн! тинь!..Конец…Доиграли!..Чудо просто, что остались в живых. И хорошо! Больше я артистом – ик! – не буду! Хватит – ик! – с меня…Занавес закрылся и опять открылся – на всю ширину сцены.– На поклон! Все на поклон! С куклами! – выгонял нас из углов Левон Иванович.А в зале и кричат, и ногами топают, и аплодируют:– Ещё! Ещё! Ещё!А мы кланяемся, кланяемся – ик! Занавес закрылся, а мы всё кланяемся!..На сцену взобрались наши мамы, Серёжин и Жорин папы, бабушка с Мариной, и Женя-большой, и дети – лезли пощупать кукол.– Ой, а мы думали – они живые!Тесно стало на сцене, не повернуться.Нас обнимали, тискали, хлопали по плечам. А деревья на треножках, кусты и дома падали, громыхали.– Осторожнее, товарищи! – спасал декорации Валерий.– Ну и артисты! Ну и молодцы! И кто бы мог подумать, что в нашем доме такие таланты! – слышалось со всех сторон.Дядя Левон смущенно улыбался и слегка кланялся каждому, кто хвалил или подходил пожать руку.– Что вы! Считайте, что провалились! Всё делали не так, как нужно!Павлуша опять сидел на табуретке, а моя мама щупала у него пульс. По одной щеке его гладила тётя Люба, по другой – Генка:– Не плачь! Не плачь!Тётя Клава вытирала Васе нос, заглядывала в рот – проверяла гланды. Марина совала мне в рот растаявшую шоколадку:– Вот здесь ещё слижи! Вот здесь!Серёжу папа подбросил вверх, забыл, что стоит на сцене, и Серёжа чуть не прошиб головой потолок – хныкал и почёсывал макушку.А Жоре папа давал нагоняй:– Так вот куда подевались мои самые лучшие крючки!Бабушка вытерла мне перепачканные губы и щёки, мама поцеловала в лоб. Маринка стала на цыпочки, чтоб поцеловать в подбородок, и кричала:– Не достать! Жека, ты вырос?!А нос мой задирался от гордости, задирался…Дети расходились по домам, несли табуретки и стульчики на головах, перед собой, под мышками…Мы, «артековцы», шли со своими родителями последними. Шли и шатались. Кружились головы – от счастья, от пережитого волнения, от славы…И усталости!Солнце было на западе, светило нам прямо в глаза. Мы морщились, жмурились, как Муркины котята, которые теперь на квартире у Серёжи. Мы улыбались до ушей, как клоуны в цирке…Кто его знает, может, я и не брошу этот кукольный театр. Впереди ведь столько интересного!Из этого дома мы тоже никогда не съедем. Разве есть на свете лучший дом?А какие чудесные люди-соседи!И разве есть ещё где-нибудь такой Левон Иванович? Вот, зовёт, кричит что-то вслед… Надо послушать.– Репетиция завтра в семнадцать! Прошу не опаздывать!Стоит Левон Иванович на крыльце шестого дома, улыбается устало. Простил или не простил он нам сегодняшние грехи? Особенно Жорины…– Не опозда-а-аем! Придё-о-ом!!!


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51