Начальник разведки полковник Бондарев только что доложил: танковые и моторизованные дивизии немцев из района Житомира внезапно повернули на юго-восток, на Попельню. Другие соединения этой вражеской группировки обходят правый фланг 6-й армии восточнее Казатина. Командующий фронтом приказал нанести по наступающим фашистским войскам удары с трех направлений: 16-му механизированному корпусу — из района Казатина на Житомир, 5-й армии и 27-му стрелковому корпусу — с севера на Брусилов и Житомир, 5-му кавалерийскому и 6-му стрелковому корпусам — с юга на Брусилов и Попельню.
Я напомнил Пуркаеву, что в 5-м кавкорпусе всего одна дивизия, которая еще не оправилась от потерь, понесенных в боях. Начальник штаба сказал, что корпус будет усилен — в него включаются отряд генерала Матыкина и моторизованный полк из 16-го мехкорпуса.
Решено, что действиями 6-го стрелкового и 5-го кавалерийского корпусов будет руководить непосредственно командующий 26-й армией генерал Ф. Я. Костенко. Ему приказано со своим штабом переехать из Переяслава в Богуслав и к исходу дня прочно взять в свои руки переданные в его распоряжение войска.
Утром генерал Костенко вызвал меня к аппарату. Он просил доложить командующему фронтом, что необходимо хотя бы на один-два дня перенести начало наступления: ведь 5-й кавкорпус собран, что называется, с бору по сосенке, из разрозненных частей, которые еще нужно стянуть из разных мест в один район.
— Сейчас девять часов, — сказал генерал, — а мне приказывают уже сегодня взять Фастов и Попельню. Объясните, что это невозможно. Я еще не знаю, где мои корпуса и смогут ли они перейти в наступление.
Костенко всегда отличался исполнительностью. И я понимал, что только нереальность полученного приказа вынуждает его обращаться с подобной просьбой. Генерал Кирпонос в это время был в Киеве, и я обещал Костенко переговорить с начальником штаба, поскольку приказ подписан им.
— Ну, с чем пришел? — спросил Пуркаев. Я рассказал ему о просьбе генерала Костенко и к приведенным командармом доводам добавил, что штабу 26-й армии потребуется потратить немало времени для выдвижения в Богуслав и это не может не сказаться на управлении войсками в столь ответственный момент. Начальник штаба холодно посмотрел на меня:
— Плохо, когда командарм на все вокруг смотрит только со своей колокольни. Но когда вы, Иван Христофорович, мой заместитель, начинаете смотреть с той же вышки, это уже никуда не годится. Поймите, Костенко видит только то, что происходит на его участке, а мы исходим из интересов всего фронта. Да, задача перед ним поставлена трудная, более чем трудная. Но мы обязаны задержать вражеские дивизии, рвущиеся к Киеву. Нельзя также ни на минуту забывать об очень тяжелом положении на правом фланге нашей шестой армии. Вот почему мы должны ускорить начало контрудара. Сегодня с севера должен перейти в наступление двадцать седьмой стрелковый корпус. Если мы не поможем ему ударом с юга, то успеха не добьемся.
— Все это понятно и мне и, видимо, генералу Костенко. Но успешным может быть только хорошо подготовленный контрудар. Поэтому небольшая отсрочка будет оправдана.
Однако начальник штаба решительно отверг все доводы и подтвердил приказ.
Наступление 26-й армии в тот день организовать все же не удалось. В соприкосновении с противником оказались лишь 6-й стрелковый корпус и сводный погранотряд. Да и им было не до атак: они сдерживали превосходящие силы врага на очень широком фронте. А возможности их были невелики. Ведь 6-й стрелковый корпус генерала И. И. Алексеева, как помнит читатель, мы выводили на доформирование, но он, так и не успев пополниться, вновь оказался в тяжелых боях. А сводный пограничный отряд накануне выдержал страшный удар вражеских танковых и моторизованных частей, приходилось удивляться, как еще от него что-то уцелело.
Да, накануне, 14 июля, пограничники показали беспримерную стойкость. Их немногочисленные подразделения прикрывали семидесятикилометровый участок между правым флангом 6-й армии и Киевским укрепрайоном. На рассвете на них обрушились части 9-й немецкой танковой дивизии.
94-й погранотряд, 6-й и 16-й мотострелковые полки, входившие в сводный пограничный отряд, имели всего три орудия и два легких танка. Казалось, что могли они сделать? А сделали многое, очень многое. Гитлеровцы, считавшие путь свободным, попав под огонь, вынуждены были остановиться, развернуться в боевой порядок. Фашистские танки и пехота предприняли несколько атак и каждый раз откатывались. Наконец гитлеровцы нащупали слабое место на фланге.
До последнего снаряда бились артиллеристы батареи капитана Юдина и погибли под гусеницами танков.
Под угрозой окружения командир сводного отряда начал отводить подразделения на соединение с частями 6-го стрелкового корпуса. Отход прикрывали остатки 3-й и 4-й комендатур (пограничные части сохранили свою прежнюю организационную структуру). Они стояли до конца. Тяжело ранило капитана Гладких и старшего лейтенанта Андрякова. Командование приняли на себя военные комиссары комендатур старшие политруки И. М. Коровушкин и И. Н. Потапенко.
Противник пытался перехватить пути отхода пограничников. Необходимо было во что бы то ни стало оторваться от преследования и закрепиться на новом рубеже. Комендант 1-го участка капитан И. М. Середа, в распоряжении которого находились 17-я и 18-я пограничные заставы, получил задачу занять оборону на южной окраине села Парипсы ( 4 километра к югу от Попельни) и задержать вражеские части. К счастью, поблизости оказалась батарея одного из армейских артполков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184