Армия никогда бы не позволила непокорному офицеру остаться в живых. В армии самое главное было не выделяться. Прокусить горло своему товарищу значило выделиться самым неподобающим образом.
И вдруг такое странное наказание. Почему должен страдать его отряд? Он извинился перед своими людьми. Делал он это впервые в жизни.
Перед тем, как он поступил в карательный отряд, его спросили, почему он никогда ни перед кем не извинялся.
— Признавая, что ты неправ, ты признаешь собственную слабость. А больше всего на свете я боюсь слабости.
Тогда в его личном деле появилась запись: “не допускать к ядерному оружию и не давать дипломатических поручений”.
Это Фурцева не волновало. Он никогда не встречал заслуживающего малейшего уважения офицера-ракетчика. Все они были на редкость флегматичны, никому из них не приходило в голову самостоятельных идей. Не было в них жажды жизни. Или смерти.
Но из-за его поступка неминуемо должен был погибнуть кто-то из его людей, ведь не всем удастся пройти сто километров по сибирскому морозу. А это была вина не его отряда. Это была его вина.
Так что он собрал их вместе и рассказал про наказание. Тут и настало время приносить извинения.
— И, поскольку это моя вина, я говорю вам, что...
Слов извинения он произнести не мог. Вместо этого он протянул свой пистолет сержанту.
— Можешь пристрелить меня, если хочешь.
Сержант отступил в сторону и отдал честь. Весь отряд встал по стойке “смирно” и отдал честь. Потом они все зааплодировали.
— Лучше умереть с “кровавыми мордами”, чем быть писарями в Красной Армии, — сказал сержант.
У них у всех были схожие психологические портреты. Что-то в них было очень по душе Петру Фурцеву. Но с той минуты это стало любовью.
Во время перехода погибла почти половина людей. Они охотились с ножами, жгли все, что могли, чтобы согреться, делали одежду из лапника и из тряпок, которые находили. Они даже набрели на заблудившийся отряд милиции. Отряда этого больше никто не видел, но свою одежду они почему-то передали “кровавым мордам”.
Когда поход был закончен, “кровавые морды” Фурцева стали лучшим карательным отрядом в Красной Армии. Любой из них был готов умереть за него. Все они считали себя лучшими в мире убийцами и сгорали от желания испробовать себя в деле, будучи готовыми сразиться с превосходящими их раз в десять силами противника.
Но в довершение наказания они были посланы на отдаленную базу, подальше от остальной армии. Приговор был бессрочным. “Кровавые морды” приняли это с достоинством.
Самым тяжелым для них было отсутствие настоящей работы. Их не использовали даже при вторжении в Афганистан. Правительства всего мира использовали своих убийц, а отряд Фурцева так и прозябал на своей базе.
Их командиру сказали, что так и было задумано. Говорил ему это один из тех гладколицых офицеров, который считал, что нож нужен для открывания консервов, а ружья носят на парадах.
Стратегия Советского Союза заключалась в том, чтобы для убийств использовать представителей дружественных стран. Это снимало с Родины-матери ответственность за терроризм и избавляло вождей мирового коммунизма от позора. Для грязной работы у них были болгары и другие братья из Восточной Европы. Кого волновал попавшийся болгарин, пока Россия оставалась столпом социалистической морали?
Его отряд приберегали на крайний случай. Тогда-то Фурцев и прослышал про то, что стратегию государства направляет старик-фельдмаршал, известный еще со времен революции. Этот старик — он слышал, как его называли “Великим” — и придумал ему наказание.
Если бы командиру “кровавых морд” объяснили ход мыслей Великого Земятина, он бы все равно не понял. Он и не должен был понимать. Поэтому именно Фурцева послали в Ханой убивать американца-одиночку, а офицер КГБ за ним должен был наблюдать.
Когда слухи о том, что натворил Фурцев в офицерской столовой, дошли до Земятина, он вскользь поинтересовался, что собираются делать с этим человеком.
Правда, он не сказал “человек”. Он назвал его взбесившимся скотом.
— Естественно, избавиться от него, — сказали Земятину.
— Вы хорошо подумали? — спросил Земятин.
— Взбесившемуся зверю в армии не место, — ответили Земятину.
— Этот человек каратель, так? Его отряд обучали, как коммандос — ножи, веревки и тому подобные штуки, — сказал Земятин. По тому, как он подчеркнул слово “штуки”, было ясно, что у него есть своя точка зрения.
— Да.
— А для такой работы кто нам нужен, как не зверь? Кого вы собирались этому обучать?
— Мы хотели бы найти того, из кого получился бы хороший солдат.
— То есть того, кто не причинял бы беспокойства? Кто мог бы сработаться с другими?
— Разумеется. А что еще требуется от солдата? Он должен действовать, как все. Иначе не будет армии, а будет неуправляемая толпа.
— Солдаты участвуют в парадах, солдаты сдаются, и иногда солдаты берут в руки ружье. Я знаю солдат. Этот человек, Фурцев, грязный убийца, но порой именно это нам и нужно. Так что достаточно убрать его из армии, но сделать его настоящим героем для его отряда безумцев.
Тогда и было придумано “наказание” в виде стокилометрового перехода по зимней сибирской тайге. Трудности только сплотили отряд.
Когда командир “кровавых морд” узнал, что для его отряда наконец нашлось дело, он жалел только об одном — что их направляют против одного человека. Он хотел сразиться с сотнями. Он хотел, чтобы противников было в десять раз больше, чем их. Люди в его отряде умели перегрызать зверям горло. Они могли с ножом ходить на белок и из пистолета попадать птице в глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79