Верному Прево, сопровождавшему Сент-Экса в этом путешествии, едва удается справиться с разъяренным зверенышем и обезопасить пилота. Но сам он при этом немало пострадал.
Сент-Экс в восторге от своего путешествия. Перед отлетом, вспоминая о своем неудачном рейде Париж-Сайгон, он все время повторял: «У меня старые счеты с пустыней!» Теперь он по-детски счастлив. Ведь в случае аварии он и Прево могли рассчитывать только на самих себя, помощи в пустыне ждать было не от кого. Он пишет Гийоме, которому не надо объяснять, с какими трудностями связан полет над пустыней:
«Дружище.
Отсылаю тебе твой словарь ворожбы. В настоящее время я в Алжире, где пытаюсь написать ряд статей, которые оплатят мне часть расходов по путешествию. Отсюда я вернусь прямо во Францию и встречусь с тобой. Благодаря моему роскошному компасу и усовершенствованному указателю сноса, выкрашенному в белый цвет (у него такой дешевый вид), здорово летаю. Я совершенно точно приземлился в Атаре, где остался ночевать в надежде присутствовать при великих пиршествах, о которых мне говорили. К несчастью, полковник добродетелен, и мы большей частью распевали духовные гимны.
На следующий день, все еще по своему компасу, пренебрегая ориентировкой по тропам, проложенным в пустыне, я прямиком угодил в Форт-Гуро, а затем и в Тэндуф. Прямой путь перерезает Рио-де-Оро. Я все время выглядывал через окно, но никого не узнал. Увидишь Прево, спросишь его. В Тэндуф я попал с точностью до трех километров. Когда какой-нибудь филантроп подарит мне большой компас, величиной с суповую миску, я буду попадать с точностью в середину круга.
Правда, погода стояла чудесная. Меня ни разу не беспокоил дождь. Впрочем, несмотря на зимнее время, я заметил очень мало разливов воды.
Если хочешь обогатиться, можешь основать в этих краях общество спасения утопающих. За идею деньги с тебя не возьму.
Целую. Я вновь воскресил несколько часов из лучших лет моей жизни.
Сент-Экс».
Страсть к изобретательству, с некоторых пор охватившая Антуана, сказалась и здесь. По-видимому, он воспользовался этим полетом, чтобы испытать некоторые свои усовершенствования. Но дальнейшего развития они как будто не имели.
В Алжире Сент-Экзюпери пишет свой знаменитый рассказ о приключениях Гийоме в Андах. Он опубликован 2 апреля в газете «Энтрансижан» под названием «Драматическое приключение Гийоме, рекордсмена перелетов через Южную Атлантику и Андийские Кордильеры». С трогательной нежностью Антуан просит в письме извинения у своего Друга за то, что написал о нем, не спрашивая его разрешения. «Не обижайся на меня», — говорит он.
На обратном пути из Орана 16 февраля он пишет подруге:
«...Я доволен моим путешествием. И на обратном пути я летел все время вне караванных путей. Хотя они и могли бы служить мне ориентирами, я летел напрямик над песками, разыскивая, как островки в море, французские военные посты. В этом была какая-то игра, и я был рад этому, потому что чувствовал уверенность в себе. Я был счастлив, когда за тридцать километров, среди песков, различал крошечный квадратик форта. И это после пятисот, тысячи или полутора тысяч километров над пустыней! В такие часы мотор и в самом деле бьется, как сердце. Но этого недостаточно. Нужно еще не промазать. Окажись я менее опытным, чем сам себя считал, меня ожидало бы тяжелое возмездие. Но я был уверен в себе и, не задумываясь, делал ставку на точность моего глаза и моих выкладок. Я возвращаюсь удовлетворенный моим путешествием и самим собой...
Горы, грозы, пески — вот они, мои привычные божества. С ними я спорю на равной ноге...»
Резко и отчетливо всплывшие воспоминания, прилив бодрости настраивают его лирически. Не будет чересчур смелым предположить, что именно в эту поездку, хотя еще смутно, у него рождается замысел «Земли людей».
В апреле он уже снова в Испании. На этот раз он прилетел на своем «Симуне». 12-го из Валенсии он пишет подруге:
«Завтра на заре мне дадут машину, чтобы ехать в Мадрид. Мне пришлось потерять здесь целый день, чтобы получить пропуска и рекомендации, которые позволят мне жить в Мадриде настоящей фронтовой жизнью. Меня не влечет посещение города, даже такого, который бомбят, если я буду при этом обедать в отеле и спать в своей постели. Интервьюировать каких-нибудь генералов не представляет для меня интереса. Нет, я должен быть среди людей, рискующих своей шкурой, перед которыми возникают чертовски неотложные проблемы; я должен погрузиться как Можно глубже в изрытую землю фронта, в человеческие переживания, делить их судьбу...»
То, что Сент-Экзюпери написал в результате этой поездки, значительнее по содержанию предыдущих очерков. Не скрывает он и своего восхищения мужеством защитников Мадрида. Каждая его строчка дышит необыкновенной любовью к людям, тревогой за их судьбу.
И как художественно, с какой поэзией он сумел сделать ощутимым трагический контраст войны и мира в осажденном городе!
Объективному исследователю бросается прежде всего в глаза: даже работая для прессы, кормящейся сенсациями, Сент-Экзюпери нигде и никогда не делает уступки бессодержательной анекдотичности. «Я знаю, какой упрек мне сделают, — пишет сам Сент-Экзюпери в одной статье. — Читатели газет требуют конкретных репортажей, а не размышлений. Размышления хороши в журналах, в книгах. Но я на этот счет другого мнения».
Везде и во всем он ищет корни социального, человеческого, но не во внешних его проявлениях, а в душе людей. Материальное и духовное — трагическое противоречие, думает он. Оно выражается даже в том, что внешне гражданская война подчас ничем не проявляется — «граница ее проходит в сердцах людей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148