И не удивительно. Испытание, которому они подвергались при окончании школы, заключалось в следующем: молодой летчик, налетавший самостоятельно всего несколько часов, должен был подняться на две тысячи метров и ввести машину в штопор. Для того чтобы выйти из штопора, нужен был сложный маневр — особенно сложный для новичка. Если пилоту это удавалось, он попадал в истребительную авиацию. Неудачника отвозили на кладбище. Если же пилот, поднявшись на две тысячи метров, боялся ввести машину в штопор и спускался в планирующем полете, его назначали в бомбардировочную или разведывательную авиацию.
Что до опытных военных летчиков, тех, кто принес крыльям Франции заслуженную славу, то они отнюдь не щеголяли удальством. В воздухе их легко можно было отличить по гораздо более «классическому» полету, да и на земле они вели себя гораздо скромнее и проще. Но со времени войны не прошло и двух с половиной лет, ореол, которым были окружены эти современные рыцари с грудью, увешанной орденами, нисколько не померк, и мы, зеленая молодежь, взирали на этих асов с глубоким почтением.
В нашу четверку входил высокий дородный парень с вздернутым носом и необыкновенным взглядом широко расставленных, сильно удлиненных глаз — рядовой Сент-Экзюпери. Глаза — это первое, что привлекало к нему внимание, должно быть потому, что зрачка цвета спелых каштанов посажены у него очень высоко и, обнажая белки, придавали взгляду особую глубину. Его округлое лицо производило впечатление не то задумчивой серьезности, не то сдержанности. Иногда оно как бы озарялось скользящей по губам застенчивой улыбкой. В постоянно сменяющихся выражениях его лица можно было прочесть несомненные признаки поражающей в его возрасте индивидуальности. Он некрасив, но от него исходило какое-то обаяние.
Рядового Сент-Экзюпери назначили сначала в рабочую команду. Одевался он поначалу с явной нарочитостью, подчеркнуто по регламенту и выглядел при этом забавно в солдатской форме французской армии тех времен. Куцая курточка, брюки в гармошку, пилотка с острыми длинными углами, на ногах тяжелые солдатские башмаки. И при этом немного грузная поступь.
Этот солдат с большими руками, вылезающими из коротких рукавов, смущал тонкостью ума некоторых своих начальников, для которых в армии ум полагалось иметь по количеству нашивок. И, конечно, полк не полк без неизбежного строевика — старшины нелетного состава. Он был здесь злейшим врагом Сент-Экзюпери, и солдат мстил своему начальнику инертностью и медлительностью, выводившими его из себя.
Однажды Антуан был назначен чистить картошку. Но вместо того чтобы приняться за работу, он стоял, засунув руки в брюки, и с рассеянным видом озирался по сторонам. Внезапно из-за кухни появился старшина. Антуан не подал и виду, что заметил его, но в глазах его заиграли лукавые искорки. Подойдя к нему почти вплотную, старшина уставился на него яростным взглядом.
— Вот как! Не работаете, значит?
— Как видите... — отвечал Экзюпери.
— Не хотите работать?
— Наоборот, только и мечтаю...
— Почему не чистите картошку?
— Ножа нет.
— Ножа нет! Почему?
— А вот не дали мне.
— Как это не дали?
— Не могу знать. Когда я прибыл сюда, мне дали котелок, фляжку, ложку, вилку, а ножа вот не дали. — И рядовой де Сент-Экзюпери посмотрел на своего начальника с выражением такой чистосердечной наивности, что тот опешил и, должно быть, впервые задумался над тем, почему новобранцам не выдают вместе с котелком, ложкой, вилкой и нож.
Наконец старшина прервал свои глубокие раздумья и рявкнул:
— Плевать я хотел! Все равно чистите картошку!
Антуан наклонился, поднял с земли картофелину и начал старательно отдирать с нее кожуру ногтем.
Попав в полку в нелетный состав, Сент-Экзюпери внешне как бы отдается на волю судьбы, но внутренне не мирится со своим положением и проявляет большую настойчивость и упорство в поисках своего пути. Он сохраняет дистанцию между собой и пестрым населением казармы, где смешаны тонкость и грубость, глупость и ум. Как и во Фрибуре и в Париже, он очень общителен, но нелегко сближается. Нужно что-то большее, чтобы товарищеские отношения переросли у него в дружбу. Казарменная жизнь, невозможность остаться наедине с самим собой тяготят его больше любой самой черной работы.
К счастью для него, 2-й авиационный полк возглавлял майор Гард — самый очаровательный командир, какого только можно себе пожелать. В прошлом пеший егерь, ставший во время войны летчиком-истребителем, он хорошо разбирался в людях. Его офицеры были ему подстать. Дисциплина в полку не отличалась строгостью — здесь еще царила атмосфера товарищества боевой эскадрильи, сохранившаяся со времени войны. И вскоре в положении Сент-Экзюпери происходит значительная перемена. Он пишет матери:
«Страсбург, 1921 год.
Дорогая мамочка.
...Я нашел замечательную комнату. Ванная и телефон в моем распоряжении. Это в одной семье на самой шикарной улице Страсбурга. Очень милые люди, не говорящие ни слова по-французски. Комната — роскошная: центральное отопление, горячая вода, две электрические лампы, два шкафа, в доме есть лифт — и все это за 120 франков в месяц...
Представьте себе, прежде чем стать учеником-пилотом, я становлюсь... преподавателем. С 26 мая мне поручено вести теоретический курс по двигателям внутреннего сгорания и по аэродинамике. У меня будет свой класс, черная доска и многочисленные учащиеся. После чего, уж несомненно, я стану учеником-пилотом...
Я завтракаю и обедаю в казарменной столовке. Среди моих товарищей есть один-два очень приятных. В шесть часов вечера я возвращаюсь к себе, принимаю ванну и делаю себе чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148