Из-за облачности я мог не заметить огней, хотя перед тем и надеялся, что просветы в тучах дадут достаточную видимость.
И, следовательно, я не мог продолжать полет по прямой, так как рисковал натолкнуться на склоны Синайских гор, а также не мог начать перелет Аравийской пустыни, не внеся необходимые поправки в соответствии с невыясненным еще происшедшим за четыре часа отклонением.
Поскольку даже при отсутствии всякого попутного ветра я должен был уже достичь нулевой отметки на карте долины Нила и ее непосредственного продолжения, я решил повернуть на север и спуститься ниже облаков, чтобы в левое стекло мне ударили огни города, которые, как я полагал, остались позади.
Во время этого маневра, выскользнув уже из туч, на высоте 400 метров по моему альтиметру, а в действительности на высоте 300 метров, я и врезался в грунт.
Хотя я и вырвался уже из облаков, но ничего не мог различить.
Между тем в момент катастрофы я был занят тем, что искал под собой огни, но низко лежащий над пустыней туман создавал впечатление ложной глубины. Впрочем, ночь да к тому же облачность сгущали непроглядную тьму.
К моему удивлению, первый же услышанный мною треск, вместо того чтобы закончиться полным разрушением самолета, отозвался в кабине наподобие землетрясения. Примерно б секунд меня с чудовищной силой непрерывно трясло.
Я не знал, как истолковать это явление, когда ощутил заключительную встряску, еще более сильную, чем остальные, и увидел, что правое крыло разлетелось на куски. Самолет застрял, как на козлах.
Опасаясь пожара, мы с Прево выскочили. Вооружившись электрическим фонарем, я тотчас же обследовал грунт — это был песок, усеянный черными круглыми камнями. Ни былинки. Никакого следа растительности. Я описал большой круг, ориентируясь на зажженную лампочку, которую держал в руке Прево. И, наконец, убедился, что врезался в пустыню.
На заре мы восстановили обстоятельства катастрофы. Самолет, коснувшись земли при его скорости в 270 километров в час, прошел еще 250 метров. Тележка оторвалась, и он катился на брюхе по круглым камням, как по шариковым подшипникам, не встретив достаточного препятствия, которое бы его уничтожило. Наконец его задержала небольшая песчаная полоса, свободная от камней. Он уже потерял скорость, но она была еще достаточной для того, чтобы конечная встряска выбросила из кабины на пятьдесят метров в окружности различные предметы. Положение наше было не блестящим. Наши запасы были уничтожены. Мы остались без воды и, кроме того, могли лишь весьма приближенно, с разницей до 300 километров, определить свое положение в пустыне.
Тем не менее мы тотчас отправились в путь, предварительно начертав на песке 10-метровыми буквами указания о том, где нас искать. У нас оставалось три четверти литра кофе, и нужно было достичь цели, прежде чем начнутся муки жажды.
В этот день мы прошли около 60-70 километров, включая возвращение к самолету. В 35 километрах от отправной точки, осматриваясь с высоты одного гребня, мы все же не обнаружили никакого присутствия жизни, если не считать миражи, которые таяли, когда мы к ним приближались.
Мы предпочли возвратиться к месту аварии, надеясь в некоторой степени на то, что нас будет искать авиация. В этот день мы израсходовали наши несколько глотков кофе.
На заре второго дня мы собрали на крыльях и обшивке разбитого самолета немного росы, смешанной с краской и маслом. Эта влага не принесла нам большого облегчения.
Я изменил тактику и оставил Прево у самолета. Он должен был разложить костер (листы магния, горящие ярким белым пламенем, а не, как потом говорили, сухую траву, которой не было), чтобы в случае поисков указать местонахождение потерпевшего аварию самолета. Я отправился на разведку один и без капельки воды.
В этот день я проблуждал от восьми до девяти часов быстрым шагом. Ходьба была тем более трудной, что я должен был заботиться о том, чтобы, несмотря на очень твердый грунт, оставлять следы, которые позволили бы мне вернуться.
На обратном пути меня застала ночь, но Прево разжег костры, и это позволило мне сориентироваться еще за несколько километров.
Ни один самолет не пролетел над нами. Поэтому мы предположили, что находимся вне зоны поисков. Мы начали тяжело ощущать недостаток воды и решили пуститься в путь на заре и идти все прямо, куда глаза глядят, до тех пор, пока не упадем. Нам казалось бесполезным возвращаться к самолету, поскольку нас не разыскивали в этом районе.
Я вспомнил о Гийоме, который таким образом спасся в Андах, и последовал его примеру.
Мы очень рассчитывали собрать этой ночью немного росы с разложенного на земле парашюта. К несчастью, то ли неизвестный состав, которым был пропитан парашют, то ли соли, осевшие на стенках бензинового бака, в который мы выжали влажный парашют, заставили нас расплатиться получасом жестокой рвоты за несколько капель выпитой воды.
Мы потеряли целый час, и в пути нас все еще мучила тошнота. Далеко уйти мы не рассчитывали. Мы избрали северо-восточное направление только потому, что еще не исследовали его. Хотя отнюдь не надеялись уже ни на что.
На следующее утро мы были настолько измождены, что, пройдя двести метров, вынуждены были останавливаться. Вот так мы добрались до караванного пути, и нас подобрали арабы.
Впоследствии мы вернулись к самолету на машине и смогли, таким образом, измерить пройденный нами путь. Оказалось, что после того, как мы в последний раз покинули самолет, мы прошли восемьдесят пять километров.
Бедуины доставили нас на верблюдах до поселка компании «Салт энд Сода» (завод, расположенный в самой пустыне), и оповещенная о нашем прибытии администрация выслала нам навстречу машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148