Те годы, что Экзюпери провел в Париже в неопределенности и тоске по настоящему делу и настоящей жизни, были для безработного Мермоза борьбой за кусок хлеба. Он был бы рад предложить услуги любой авиакомпании, но отсутствие связей и здесь ставило ему преграды. Подобно Экзюпери, Мермоз перебивается в Париже случайными заработками, но, конечно же, он испытывает при этом несколько иные чувства, чем Антуан. К чести Мермоза, он вовсе не делает из своей голодной жизни главную проблему. Его искания выше приспособленческой морали столь многих выходцев из его мелкобуржуазной среды. Он ищет дела, способного удовлетворить в нем чувство уважения к себе-человеку. Ведь именно на это чувство покушались обстоятельства жизни Мермоза с детских лет. Все складывалось так, чтобы подавить Жана, обезличить его.
А он искал признания своих достоинств, своих знаний своего уменья. Он уже тверд и умеет стоять на своем. Поэтому не удивительно, что после приглашения на Линию в 1925 году Мермоз в первый же день на аэродроме сталкивается с Дидье Дора. При этом столкновении полетели искры.
Оказавшись за штурвалом после долгого перерыва, Мермоз решил показать стальному директору, на что он способен. Он проделал над аэродромом серию головокружительных фигур высшего пилотажа. На земле его встретили словами: «Ну, можешь сворачивать вещички...» Начальник эксплуатации, не удостоив вниманием Мермоза, ушел в ангар.
— В чем дело? — спросил Мермоз.
— Здесь не требуются акробаты. Ступайте в цирк — последовал ответ.
Дрожащими руками Мермоз сбрасывал с себя шлем, комбинезон, перчатки.
— Значит, уезжаете?.. — услышал он за спиной.
— Да, да! — ответил Мермоз.
— Гм... недисциплинирован... гм... самовлюблен... гм... да... — разобрал Мермоз сквозь кашель Дора.
— Да, да! — крикнул он. — Да, я доволен собой, я хорошо летаю!
— Это вы мне?
— Да, вам, вам, раз вы так говорите...
— Гм... скверный характер... гм... да. Что ж, придется вас дрессировать. Ступайте на взлетную полосу. Полет по прямой на высоте двести метров. Медленная посадка. Крейсерская скорость. Ясно? Крейсерская...
И Дора ушел, зная, что больше к этому летчику не нужно будет придираться.
Одним из первых Мермоз осваивал участок Касабланка — Дакар. Туда приглашали добровольцев. Маленький отряд этих добровольцев — Розес, Билль, Гурп, Эрабль, Лекривен, Гийоме, Рейн, Пиво, Дюбурдье — стал отрядом друзей. Мермоз причастился этой дружбы двумя годами раньше Экзюпери. И когда один журналист, совершивший воздушное путешествие вместе с Мермозом, захотел получить от него интервью для своей газеты, он получил вежливый отказ, исполненный чувства настоящего человеческого достоинства. «Позвольте мне отклонить ваше лестное предложение, — писал Мермоз, — это было бы незаслуженной рекламой для меня перед всеми моими товарищами, делающими каждый день то же, что и я... Мы не устанавливаем рекордов, мы не герои длительных рейсов: мы лишь доставляем почту к назначенному месту в назначенный срок...»
Эта скромность и чувство товарищества тем более весомы, что Мермоз с первых же дней выделился среди других летчиков мастерством и упорством. В 1925 году аэроклуб Франции наградил его медалью за самый длительный в году срок, проведенный в воздухе.
Тонкий, впечатлительный, тревожный и твердый, собранный, упорный (впоследствии он пятьдесят три раза подряд попытается поднять в воздух перегруженный гидросамолет и поднимет его) — таков был второй друг Сент-Экса (как ласково стали звать Антуана товарищи), обретенный им на Линии. Их дальнейшие судьбы на Линии схожи: Антуан будет заменять Мермоза на всех его постах — в пустыне и в Южной Америке. Их восприятие мира — профессиональное и человеческое — станет настолько родственным, что безо всякой натяжки можно сказать: Мермоз был в авиации Антуаном де Сент-Экзюпери, не обладая, однако, его писательским даром и глубиной мысли. Нутром он чувствовал мир в точности так же, как Экзюпери, но, погруженный в непрерывную, многолетнюю борьбу с силами природы, не испытывал потребности выразить свои чувства. Это делал за него Антуан. А Жан Мермоз был первым-я всегда восхищенным — слушателем многих страниц писателя.
Лишь в последние годы их пути разойдутся — и на то есть причины, но и при этом они останутся друзьями.
Между Сент-Эксом и Мермозом не было того молчаливого взаимопонимания, которое роднило Антуана с Анри Гийоме. Их дружба проявлялась в словах, в долгих беседах, когда собеседники открывали друг другу души. Эхо этих бесед прозвучит в первом романе Сент-Экзюпери — «Почта — на Юг».
«Рождество и Новый год я встречу на работе, в полете. Сколько пожеланий я понесу в Испанию и в Касабланку!» — пишет матери Жан Мермоз.
«Я просто рабочий... Я везу в почтовых мешках духовную пищу тридцати тысячам влюбленных...» — так будет думать герой романа Жак Бернис.
Антуан отказался от легкой жизни и пришел на Линию. Мермоз отказался от унизительной жизни и тоже пришел на Линию. Их роднило уважение к личности человека, к его прямым творческим возможностям. Их роднило отвращение ко всему ненастоящему; будь то истребление непокорных арабов, на которое обрекла бы Мермоза служба в армии, или салонные беседы, угнетавшие Антуана.
По всему миру в те годы двадцатипятилетние парни, ищущие осмысленной жизни, приходили в авиацию и пытались сделать самолет орудием мирной борьбы со стихией Американские, русские и немецкие парни, французы и англичане, прокладывая воздушные трассы, жили теми же идеалами дружбы, работы, борьбы. Они сами создали эти идеалы, они гордились тем, что осуществляют их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148