Ни отвесные горы с нагроможденными на них окопами и волчьими ямами, ни засеки, ни орудия, превращавшие каждую гору в форт, не могли остановить наступления пруссаков, которые штурмовали везде, где только могли найти точку опоры под ногами. Генерал Меллендорф нашел менее затруднительный доступ к этим горам через лес; он тотчас же воспользовался им, а так как лошади не могли взобраться на крутизну, то солдаты из полка наследного принца потащили сами одно орудие на гору. Враги бежали отовсюду, и через 4 часа горы эти, укрепление которых стоило стольких трудов, были завоеваны, убито 1400 человек неприятелей и взято 2000 пленных. Кроме того, пруссаки захватили порядочное число орудий и погнали австрийцев по направлению к их главной армии. Столь важный для австрийцев проход при Лейтмансдорфе был тоже утерян ими во время этого сражения. Даун выслал в помощь атакованным генерала Брентано с корпусом, но было уже поздно, и корпус этот был увлечен в общем бегстве. Австрийцы пробовали также сделать вылазку из Швейдница, но скоро были отбиты.
Пока все это происходило, все русские и прусские войска, самые отдаленные от места сражения, стояли под ружьем и наблюдали за главной австрийской армией, которая, однако, спокойно осталась на месте. Но еще в тот же вечер Даун оставил свою позицию и ушел глубже в горы. Знатнейшие русские генералы находились в качестве зрителей при короле на местах сражений. Фридрих дал отъезжающим русским перед их отбытием необыкновенное военное зрелище на память о себе. Он был удовлетворен тем сознанием, что не пользовался услугами этих союзников в течение нескольких недель их пребывания. Кроме казаков, маршировавших в Богемию с генералом Нейвидом, русский корпус все время стоял спокойно в своих лагерях. Ни один русский не пролил крови за прусского короля, который теперь, как и до этого, сражался со своими врагами без посторонней помощи Чернышев и руководство русского корпуса стремились избегать самой возможности вступить в бой против австрийцев.

.
На следующий день после этого большого сражения, 22 июля, русские покинули прусскую армию: вожди очень неохотно, так как не надеялись найти где-либо подобную военную школу, – рядовые же весьма охотно, так как они терпели большой недостаток в съестных припасах, кроме хлеба, который им раздавали аккуратно всякий день; получая весьма скудное жалованье, они не могли себе ничего купить другого, а в Силезии нельзя было теперь грабить. Два фунта хлеба ежедневно без всякой другой пищи было слишком мало для русского желудка. Голодные солдаты, завидя прусских офицеров, указывали на рот, пожимая плечами, а многие из них тайком бегали в прусский лагерь просить хлеба, и если им давал кто-нибудь из состраданья, то они бросались в ноги своим благодетелям, чтобы показать им свою благодарность, и скорее уходили со своей добычей.
Венский двор был теперь сильно озабочен тем, что кончился срок перемирия с Портой. Ввиду этого барон Пенклер, живший еще до этого долгое время в Константинополе и знакомый с турецким языком, был отправлен к султану в качестве посла с драгоценными подарками. Но король все же ожидал выступления турок в сентябре. Эту надежду и план, составленный им на случай неудачи, он высказал в тайной корреспонденции герцогу Бевернскому. Если бы ему не посчастливилось при атаке укрепленных высот, то он намеревался после ухода русских прикрыть лишь Нейсе и Козель, пока не появятся турки. С этой целью еще до Букерсдорфской битвы герцог Бевернский отправился со своим корпусом в Козель, а генерал Вернер – в Нейсе.
Благодаря неудачному сражению при Букерсдорфе Даун был отрезан от всякого сообщения со Швейдницем; дорога туда была теперь отовсюду открыта для короля, который стал делать последние распоряжения для осады этой крепости. Он вызвал обратно из Моравии герцога Бевернского, который совершил там вторжение и где командовавший под его начальством генерал Вернер добился немалых успехов; но все иные соображения должны были теперь уступить место завоеванию Швейдница. Войска эти эскортировали возвращавшиеся из Нейсе тяжелые орудия, недостаток которых был причиной оттяжки осады. Фридрих беспрестанно требовал ускорения марша, на что герцог отвечал: «Все, что могут вынести люди и лошади, будет и должно быть исполнено».
Приготовления к осаде были необыкновенны; одни только округа Нейштадтский и Леобшюцкий должны были поставить 365 погонщиков, 730 лошадей и 866 повозок, запряженных четверками. Среди этих приготовлений Даун ушел в высокие Совиные горы и, казалось, начинал отчаиваться в своих удачах; к довершению всего, один из лучших австрийских полководцев, генерал Драсковиц, попал в плен близ Нейсе. Но осада началась лишь 8 августа. Генерал Тауэнцин был отозван из Бреславля и получил командование над осадным корпусом, который состоял из 24 батальонов пехоты, нескольких полков конницы и очень многочисленной артиллерии. Осаждающих прикрывала армия под начальством короля и корпус под командованием герцога Бевернского. Осада эта, с военной точки зрения, была самой замечательной в этой войне, как по искусным атакам и оборонам, так и по длительности и разным побочным обстоятельствам. Из них следует заметить одно, никогда еще дотоле не замечавшееся. Два француза, старые друзья и бывшие товарищи брани, Грибоваль и Лефевр, командовали в качестве инженеров внутри и вне крепости. Первый состоял еще на французской службе, но был отослан Людовиком XV в австрийскую армию ввиду больших дарований, а Лефевр служил Фридриху. Оба были писателями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183